Щенок завелся
Я – щенок в пакете, — заявила Настена, и я с грустью представила, что теперь вытащить этого «щенка» из-под одеяла и заставить одеваться, нет никакой возможности. Тем более, всем известно, что эти животные скулят, а иногда и кусаются.
Настена полностью вжилась в свою роль: она лежала, выбросив из кроватки на пол подушку, выставив поверх одеяла руки и неестественно вывернув их ладошками вверх. На ладошках были отчетливо видны следы вчерашней «художественной деятельности» от фломастеров. При этом она еще щерилась своей почти ангельской улыбкой с дыркой вместо одного переднего зуба.
Сразу было видно, что этот матерый «щенок» просто так не сдастся. Я решила действовать хитростью, и поинтересовалась, кто «его» туда, в пакет, засунул.
— Хозяин, — без раздумий ответила Настена.
На это трудно было что-то возразить. Тем более что действия хозяев – вещь непредсказуемая и необъяснимая. Ну, например, некоторые считают, что их питомцы должны любить купаться, так же, как они. Если хозяин, скажем, запросто закидывает бедное животное в реку, то почему он не может засунуть его в пакет?
Мой «щенок» лежал тихонько и думал о чем-то своем. Я ушла на кухню, и минут через десять услышала поскуливание. Игра ведь только тогда имеет смысл, когда о ней знает кто-то другой. А так, что за удовольствие лежать в тишине и воображать себя щенком в пакете.
—Настя, ты собираешься вставать? – как можно более строго спросила я.
—Не могу. На мне гора бананов.
—Ну ты же была щенком?
—Так они на мне, на щенке.
Нужно было как-то выдворить ее из постели, и я сказала, что обычно утром все щенки завтракают и идут гулять. Она скосила глаза из-за решетки кроватки в направлении окна и заявила, что утром она никогда еще не видела на улице щенков.
—Ну и, пожалуйста, лежи себе на здоровье. Но имей в виду, что так себя ведут не щенки, а старые, больные животные.
Около десяти часов утра, видимо, проголодавшись, «щенок» выбрался наружу и долго чем-то гремел, разыскивая носки и наскоро сброшенные вчера колготки. С горой одежды, среди которой попадались папины носки, носовой платок и какие-то тряпки для кукол, она пришла ко мне. Сзади, как змея, волочился рукав от платья.
—Ну, уж нет, одевайся сама!
Настена сбросила гору одежды на пол, села рядом и принялась сосредоточенно сопеть, натягивая непослушные колготки.
На следующий день утром мне нужно было срочно идти по своим делам. Я включила громкую музыку и подошла к кроватке. Настена натянула одеяло на голову и не двигалась.
-Вставай, – потрясла я ее за плечо.
Настена откинула одеяло, под которым обнаружилась шкодная и совершенно не сонная мордашка. Такое ощущение, что они только и ждала этого момента.
—Ты знаешь, кто я? – Радостно спросила она. – Я – мышка в норке.
Птичку жалко
— Мама, смотри, петушок!
Никитка сидит на ступеньках, а я завязываю ему шнурки, потому что сам он еще не умеет. Оторвавшись от своего занятия, поднимаю голову в направлении крохотного пальчика. Сама бы я ни за что не заметила бы, что на столбе сидит нечто из ряда вон. Очень важный, с хохолком и зелеными, красными перьями, крючковатым клювом – самый настоящий попугай.
—Нет, Никита, — задумчиво поясняю я, — это не петушок. Сама про себя думаю: и с каких это пор попугаи у нас завелись? Может, это наш местный вид какой-то…
—Мой?
Никитка имеет привычку присваивать себе все живые существа, которые зрительно меньше его. Все встречающиеся по дороге кошки, собаки, маленькие девочки в ярких курточках – все его. Он растет большим собственником. Поэтому нам так трудно уйти от столба, попугая и надежд, с них связанных. Когда мы пришли назад, то попугая уже не было. Улетел, как Карлсон, но обещал вернуться, если переживет нашу зиму.
В другой раз на наших глазах развернулась трагедия. На крыше дома подрались несколько синичек. С громким писком на землю упал серый взъерошенный комочек, и в следующую долю секунды оказался в зубах у нашего котенка.
—Отдай, птичку! Я тебе молока дам, — пыталась я уговорить кота, который вообразил себя свирепым хищником. Он ворчал и шипел, и чем старательнее я пыталась отобрать добычу, тем сильнее он сжимал челюсти. Наш маленький охотник утащил птицу-синицу на грядку с луком, припорошенную желтыми листьями. Теперь поверх них лежали еще и перья. Никита долго смотрел на них, а потом спросил:
-Мам, а зачем он моего попугая съел?
Ох уж эти сказки
Никитке пора спать, но когда тебе четыре года, ужасно жалко тратить время на такое скучное занятие. Когда мы уже «клюем носом» на исходе рабочего дня, энергия из него бьет ключом. В основном, по нашей голове.
И все-таки есть один способ завлечь его в постель: почитать книжку. Лежа в постели, мы читаем, наверное, в сотый раз «Бармалея» или «Доктора Айболита». Глядя на красочные картинки, Никитка задает дополнительные вопросы, не предусмотренные автором. Наконец, книжка прочитана. Как только щелкает выключатель светильника, Никитка бодрым голосом заявляет:
—А теперь сказку!
На дворе может быть глухая ночь, землетрясение, потоп, но сказка после книжки обязательно должна быть. Это как ежедневный моцион, изюминка в булочке. Спорить и возражать бесполезно. Поэтому я спрашиваю:
—Про что?
Никитка любит сказки про вещи. Поэтому он говорит обычно:
—Про лампочку (батарею, окно, дом, кровать).
В сказках, которые я выдумываю на скорую руку, все эти вещи говорят, передвигаются, думают, превращаются во что угодно. Что касается нашего папы с техническим образованием, то ему иногда трудно приходится. Он начинает слабо возражать:
—Ну не знаю я сказку про батарею, давай лучше про репку.
Никита ни за что не соглашается на репку: это же другой век. Каково ему, поднаторевшему в виртуальных играх и знающему рекламу наизусть, слушать такое. Но все-таки он делает уступку:
—Тогда давай про светильник.
—Ну, слушай: посадил дед репку…
—А вместо репки вырос светильник, — встреваю я, чтобы между моими мужчинами не было разногласий, а то очень уж спать хочется.
Дальше события в сказке разворачиваются так: сорвал дед светильник, повесил его на стенку, включил. Сидит при свете – и с голоду пухнет. Потом пошел он на базар, продал светильник и купил репку. Съел всю репку – и опять голодать начал. Так и умер с голодухи в полной темноте.
Никитке сказка понравилась. Он сказал, что даже все его львы, которые живут под кроваткой, уснули. И сам он через минуту сладко засопел носом..
—А в чем мораль-то?- Спросил муж.
—Мораль такая: от судьбы не уйдешь…
—Это точно, — подтвердил он, переворачиваясь на другой бок.
«Рыбалка»
Ура! Наконец-то мы едем. Мы трясемся на заднем сиденье машины с совершенно блаженными улыбками на перепачканных землей лицах. Просто в самый последний момент, в спешном порядке муж с детьми копали червей. Теперь черви в мыльнице с отломленным уголком тряслись вместе с нами и не знали, что они — корм для рыб. Я еду подальше от плиты, кастрюль и зарастающих травой грядок, дети, потому что они вообще любят куда-то ездить, а муж — потому что он собрался ловить рыбу. Он — легендарный рыбак. В том смысле, что за все годы нашей совместной жизни поймал только немного корма для кошек. Он и рыба — понятия несовместимые. Но все-таки рыбалка — это ведь лучше, чем охота. Да и зачем нам рыба? Мы же просто на речку едем. А черви — это так, для «блезиру».
Мы выгружаемся. Удочки, прогулочная коляска для маленького, одеяло, чтобы на земле сидеть не холодно, пакет с продуктами, запасные колготки, куртки, если похолодает… Стихотворение «За город начал рыбак собираться» — это про нас. С очень серьезным видом муж стоит с удочкой в руке, а мы ему «не мешаем». Просто каждую минуту Настя спрашивает: — Ну что, клюет? А младший Никитка тянет его штаны и просится на руки, потому что на своих ногах стоять неохота, и ничего не видно из-за травы. — А мы под рыбу взяли что-нибудь? — Допытывается дочь. В ответ — ни звука. Наш папа онемел и окаменел. Он — памятник любителям-рыбакам. Поняв, что разговора не получится, дочь переключается на меня: — Мам, я есть хочу.
Я смотрю на часы: прошло пятнадцать минут, как мы прибыли. Это рекорд. Обычно проходило не больше и пяти. Растут дети, меняются, а мы мудреем. В лес теперь ходим и ездим только с едой, но горбушка хлеба для подкормки рыбы ее тоже устроит. Мы выбираемся на дорогу и бежим. Настя — потому что любит бегать в лесу, Никитка — потому что всегда ей подражает, а я бегу, чтобы его ловить, прежде чем грохнется на землю. Такой вот вереницей мы продираемся через лесополосу с пеньками и коварными ямками, замаскированными листьями. Я не вижу ничего, кроме головенки с развивающимися светлыми кудрями. Наверное, так двигаются пикирующие бомбардировщики. Только без звука. Стоп! Похоже, что звук сейчас будет. Какой-то корешок цепляется Никитке на ножку, и я не успеваю его подхватить. Тишины в лесу как не бывало. Единственное, что может нас утешить — это лягушка, которая таращит глаза где-нибудь в тине. Размазывая слезы по лицу и роняя на ходу прилипшие листья, мы идем искать царевну-лягушку. Коварная паразитка не хочет показываться на глаза, но зато мы находим бабочку, стрекозу и красивый цветок. Все это ловится, хватается и срывается: красота должны быть осязаемой. Дожевывая горбушку (бедные рыбы опять остались без хлеба) появляется дочь: — Мам, а когда мы домой поедем? Ну, естественно, какой же уважающий себя человек будет торчать в лесу, если хлеб съеден, ноги устали от беготни, а по телевизору показывают мультики. Но мы не можем уехать без «добычи»: мы хотим золотую рыбку. Сгрудившись возле папы, смотрим, как ему на крючок попадаются только какие-то водоросли. -Здесь рыбы нет, — заключает он, и начинает сматывать удочки. Напрасно кошки будут встречать нас истошным криком. Мы грузимся в машину. Но прежде чем захлопнуть дверцу, я бросаю последний взгляд на речку и замечаю, как в лучах заходящего солнца сверкнула чешуей огромная рыбина.
Про «живность»
Вся домашняя «живность» поселилась у нас или завелась сама.
Семь лет назад зимним вечером пришла кошка Миска. Миской мы ее назвали от слова «мисс», а не от той «миски», из которой она ест. Хотя иногда мне кажется, что для нее ближе второе..
Кошка пришла в нужный момент: за несколько минут до этого мы наблюдали с замиранием сердца, как по кухонному подоконнику гуляет мышь. Мы принесли обнаруженную у дверей кошку и посадили ее на подоконник. Видимо, в ее планы не входило вынюхивать и выслеживать мышей, – она просто сидела и мурчала, точнее, рокотала. Как будто кто-то невидимый нажал кнопку – и механизм заработал. Так вот сильно она обрадовалась. И нам тоже ничего не оставалось делать, как обрадоваться.
Из Миски получилась заботливая мама. Она вечно перепрятывает своих котят. Один раз даже умудрилась затащить их наверх шкафа, который стоит на улице. Одного ее котеночка: наполовину белого, наполовину полосатого, как она, мы решили оставить себе. Котеночек вырос в добродушного и ужасно сообразительного кота. При желании его можно обучить всяким трюкам. При команде «на лапки!» он встает задние лапы, а передними тянется к руке и подталкивает ее, чтобы его гладили. Он вечно дерет с себя шерсть клочками, и за это вынужден обитать на улице. Когда ему холодно, то он спит вместе с собакой Рыжей. Залазит на нее, как на какой-нибудь коврик.
Рыжу принесла в мешке наша бабушка. Один раз они с дедушкой пасли коз в лесу и под кустом увидели целый выводок щенков. Поскольку у них уже есть пес Жулик, сердобольная бабушка решила «пристроить» хотя бы одного у нас. Причем выбрала самого рыжего и лохматого. Как она сказала, чтобы зимой не мерз.
— Это вам подарок, — заявила бабушка и тут же ушла доить коз.
«Подарок», которого мы называли то Рыжиком, то Рыжкой, сначала жил под крылечком, а потом осмелел и стал «охотиться» за нашими ногами. Когда я подметала возле крылечка, он цеплялся всеми зубами за щетку, и так перемещался с ней туда и обратно.
-Какой же он породы,- гадали мы, — то ли Колли, то ли Водолаз.
У него были тонкие длинные лапы, длинная черная мордочка и густая рыжая шерсть.
В итоге Рыжа выросла в «гончую дворнягу». Когда мы ее выгуливаем по берегу, она носится кругами с фантастической скоростью, крепко прижимая свои ушки — «пальмочки».
Раньше мы думали, что Рыжа никогда будет бросаться на людей. Каждое утро она «совершала обход». Встречала всех детей, которые шли в школу, заходила в школьную «кочегарку» и «дежурила» у дверей. Она разрешала себя гладить и заискивающе виляла хвостом. В звании «общая любимица» Рыжа объедалась булочками и пирожками. Потом наша рыжая «красотка» все чаще стала по-настоящему рычать и пугать прохожих. Пришлось посадить ее на цепь.
Сногсшибательная милость
Конфета к чаю оказалась какой-то непригодной: с белыми разводами на псевдошоколадных боках.
— Надо будет Рыже ее отдать, – решила я и отодвинула ее в сторону, даже не потрудившись завернуть.
— Я! Я отдам, — обрадовался Никита возможности порадовать Рыжу и, конечно, забыл про свое обещание.
Через несколько дней, отправляясь гулять, мы все же прихватили ее с собой.
Рыжа, которую мы только-только приучали к цепной жизни, никак не хотела мириться с лишением свободы. Она изрыла всю свою территорию в надежде уйти от ненавистной конуры подземным ходом. В какой-нибудь собачий рай, где полным — полно костей и нет ошейников и цепей.
Услышав, как хлопнула дверь, она воспряла духом и радостно замахала хвостом. Каждый раз, когда кто-то выходит из дома, она думает, что сейчас ее будут кормить.
Без лишних предисловий Никита размахнулся и отправил конфету по траектории прямо к Рыжиной морде. Раздался странный звук, после чего мне в голову пришла мысль: оказывается, собачья морда такая твердая…
Рыжа заскулила и убежала в конуру, откуда с недоумением поглядывала на конфету.
— Ты что: не хочешь? – Искренне удивился Никита.
Самому мало
Никита любит гулять на улице так, чтобы у него были одновременно заняты и ноги, и рот. Если бублики и пряники закончились, то он может взять просто кусочек хлеба.
С чувством собственного достоинства он медленно разгуливает по дорожке, оставляя после себя шлейф крошек: на улице мусорить не возбраняется. За ним следом ходят кошки и Рыжа, с подобострастием поглядывая наверх. Из особой милости Никита иногда откусывает кусочки и бросает их на землю. При этом следит, чтобы никто не подобрал лишнее, а крошки всем доставались по справедливости. Надо сказать, что дело это непростое и очень-очень ответственное.
Однажды он вышел с сухариком, который не очень хорошо разгрызался.
Кот Ушан и кошка Миска с выгнутой спиной и поднятым хвостом терлись об его ноги, а Рыжа, которая не умеет так подлизываться, ходила следом за всеми, внимательно заглядывая Никитке в глаза. На морде у нее застыло выражение ожидания и какой-то по-собачьему отрешенной грусти. Время от времени Миска подвала голос, на что Никита повторял заимствованную у меня фразу:
— Не ори!
Никита доходил до столба, разворачивался и шел назад, — вся процессия следовала за ним по пятам. Из-за забора за всем этим наблюдала еще одна пара собачьих глаз: соседская овчарка Грета. Видимо, ей тоже очень хотелось попробовать сухарика.
Как-то раз Рыжа прошмыгнула молниеносно через калитки на улицу. В последнее время пугать прохожих на улице стало одним из ее любимых развлечений. Она с лаем бежала вслед за ними и делала вид, что вот-вот догонит и укусит. Поэтому мы и решили посадить ее на цепь.
— Замани ее во двор, – попросила я Никиту и дала ему небольшой кусочек хлеба.
Кусочек подействовал: через несколько секунд Рыжа прыгала на задних лапах вокруг Никиты, который, увертываясь, торопливо поедал приманку.
В конце концов, он ведь сделал, что от него требовалось: заманил собаку во двор.
Средство для засыпания
А сон все не шел и не шел. Никита лежал один на своем диване в комнате наверху, ворочался и время от времени вздыхал. Внизу работал телевизор, говорили взрослые и горел свет, пробиваясь в Никткину комнату расплывчатыми полосками.
Вообще-то его уложили для того, чтобы он как следует выспался перед школой и утром одевался сам, а не сидел с закрытыми глазами на постели. Уже тетя Оксана с Хрюшей пожелали спокойной ночи, зубы почищены, ноги вымыты, на небе полным-полном звезд, а сон все не шел.
Несколько дней назад Никитка сделал себе спальные очки, вырезав их и старого трико. Очки были на резинке и без прорезей. Одеваешь- и погружаешься в полную темноту, полоски света исчезают. Но очки не спасали от шума.
— Нужно пришить к очкам затычки для ушей, — решил Никитка.
Родители даже и не слышали, как он взял из своей тумбочки, где есть все, что угодно, два кучсочка ваты и иголку с ниткой. Пять -десять минут усердного шитья сделали свое дело: Никитка устал. Пока он лазил в тумбочке, вдевал нитку, завязывал узелки. . В общем, сделав задуманное, он уснул крепким и спокойным сном.
— А это что такое? — Спросила утром я, прибирая постель и обнаружив кусочек синей тряпочки с пришитыми черной ниткой ватными комочками.
-Это маска для сна.
-А зачем к ней вата приделана!
— Это затычки для ушей!
Некотрое время я внимательно рассматривала «набор для засыпания».
— Да… Это нужно запатентовать… Никита, а можно я у тебя буду брать, когда мне не спится?
Подарок от Миски
Кошка Миска прожила у нас долгих десять лет, попеременно заботясь то о своих новых котятах, то о Никитке. Видимо, она самого начала, когда ее холодным зимним вечером взяли в дом, что ее главная обязанность – это ребенок, которому в то время не было и года. Такое ощущение, что между этими двумя существами установилась какая-то непонятная для других связь.
— Останешься один нанемного? – Спрашивала я Никитку, отправляясь куда-нибудь в магазин.
— Я не один! Я с Миской! – Заявлял Никитка.
Миска вечно сидела рядом с ним: или дремала, или следила за его движениями зеленющими глазами. В отличие от многих других детей, Никитка Миску не трепал и не таскал за уши и хвост Он искренне огорчался, когда вечером кошки не оказывалось дома. Она обычно спала у него в ногах. Сначала мы пытались ее сгонять с постели, но потом махнули рукой: пусть уж спят так, если им нравится.
— Запустите Миску! – Кричал Никитка сверху, из своей комнаты.
Я шла к двери, за которой действительно оказывалась Миска. Не удостоив меня своим вниманием, она лихо взбегала по лестнице, и через минуту звонко «рокотала» на краешке постели.
Прожив восемь или девять лет, Миска как-то «потускнела» и похудела. Люди под старость седеют, а она порыжела и выцвела. Она и раньше не отличалась размерами и красотой, а теперь стала уж совсем неприглядной.
— Ну и курица, – говорил на нее муж.
— Надо будет котеночка от нее оставить. Кошечку такую же, как она, – говорила я. Мне было как-то трудно смириться с тем, что скоро она исчезнет из нашей жизни навсегда.
В марте Миска родила троих совершенно черных котят.
— Не знаю, кошечки это или нет, но они все трое одинаковые. Сама выбирай, — взвалил на меня муж весь груз ответственности.
Котята очень громко пищали в руках, а Миска так вообще сходила с ума. Она мяукала, вставала на задние лапы, пыталось передней лапой дотянуться до котенка и смотрела на нас глазами, полными отчаянья и, как мне показалось, влажными от слез.
— Ну, давай вот эту кошечку оставим. На ней чуть-чуть полосочки виднеются, – сделала я свой выбор.
Миска отнесла свое чадо в диван, который стоял в зале, и в ближайшие месяцы выходила оттуда редко. Правда, иногда нам очень хотелось посмотреть на котеночка, и мы забирали его оттуда. Котенок поднимал такой страшный писк, что приходилось немедленно возвращать его на место. Он был ужасно крикливым и толстым, поскольку ел за троих. В какое-то время он, со своими крохотными круглыми ушками, больше напоминал моржонка.
Один раз утром в детской комнате раздался громкий хохот. Поднимаюсь в детскую и вижу такую картину: Миска каким-то чудом пронесла своего «моржонка» по лестнице Никитке на постель. Решила, что пора ей уже совмещать одного и другого ребенка. А может, она хотела приучить малыша к своему подопечному, чтобы он спал здесь вместе с ним.
Как только котенок подрос и стал выбираться из дивана, он начал хулиганить: виснуть на шторах, кусаться и донимать свою пожилую маму. Бедная Миска иногда вяло от него отбивалась, но чаще убегала и пряталось. Во время драки — игры он свирепел не на шутку.
— Нет, ты не пуся, ты – монстр какой-то, – с такими словами я отдирала хулигана от штор или Миски, чтобы выдворить из дома.
Он оказался совсем не кошечкой и абсолютно не похожим на Миску: с крупными лапами и длинной шерстью. Из-за повышенной лохматости мы и назвали его Ворсик.
Один раз мы рассматривали фотографии в интернете и увидели на одной точно такого кота. Внизу было подписано, что это сибирский кот. Наш сибирский получился от скрещивания обычной русской полосатой кошки и чистопородного сиамского кота, который жил по соседству. Размеры и длинную мягкую шерсть он унаследовал от папы, заодно с дымчатым оттенком, а серый цвет и плоски – от мамы.
Миска научила его правилам поведения домашнего кота и ловить мышей, не раз притаскивая в зубах добычу. А потом они исчезла. Мы ждали ее день, другой, но она больше так и не пришла. Никитке она несколько раз снилась потом.
Ворсик превратился в огромного пушистого кота, который в отличие от мамы, относился к Никите как-то панибратски: запросто мог укусить или поцарапать.
-Вот это да! Где вы взяли такого кота? – Спрашивали у нас знакомые.
— Это у нас подарочек от Миски.
Ворсик позволяет себе разлечься на компьютерном столе или на коленях у какого-нибудь гостя. Правда, на одном стуле или коленках он не умещается, частично свисает вниз.
Еще он терроризует всех котов, которые случайно проникают на наш или соседский двор, где никто не живет. Он становится над бедным животным, распушая и без того лохматую спину, выгибается дугой и так угрожающе орет, что даже мне не по себе становится. Конечно, он куда красивее и роскошнее мамы, но мне порой не хватает нашей скромной и заботливой «курицы». Наверное, кот не так уж плохо, но кошка, которая сама пришла – это совсем другое.