Предисловие

. Это повесть на любимую для меня тему: нет предела человеческим возможностям. Мир дает дорогу идущему, небо дает простор летящему Прототип главного героя Вадима –  человек  необычной и трагичной судьбы.

Он писал стихи и песни. В основном, об абсурдности и безысходности нашей жизни. Спустя годы,  я поняла, почему он так рано ушел из жизни. Потому что «плечи зудели от отсутствия крыльев», и выхода не было. Главный герой повести не погибает: он прорвался. Может быть потому, что увидел другой мир. И не просто увидел: он пишет книгу –фантасмагорию, которая странным образом меняет  его и  жизнь других.

О чем еще эта повесть?  О контрасте обыденного и  необычного. О том, что в любых ситуациях, человек может не терять своего лица, о предопределенности и предназначении и еще о многом.

 

Глава первая. Другая жизнь.

Трамвай скрежетнул дверцами и выпустил бодрую стайку пассажиров. Через минуту на остановке никого уже не было, кроме одного человека. Весь его вид говорил о том, что  в это утро ему совершенно некуда спешить. Привычным жестом он достал из кармана мятую пачку с двумя сигаретами. Устроился на краю узкой скамейки, опустив плечи и закрыв глаза. Со стороны можно было подумать, что он дремлет. На самом деле Вадим размышлял. Он представлял, как сейчас жена хлопочет на кухне или стоит у окна.  Шестилетний Антошка сидит за столом и рисует, или смотрит мультики. Он знает, что когда мама в  плохом настроении, то к ней лучше не подходить. Сердится –эти даже не то слово: от нее буквально «искры сыплются» на три-четыре метра. Беспутный, опять безработный муж – сущее наказание опять не ночевал дома. Если он войдет – «бомба взорвется». Конечно,  она закатит жуткую сцену. Антошка, когда хлопнет дверь, обрадуется и побежит навстречу, а потом из-за  дивана будет смотреть огромными испуганными глазами. Все это пронеслось за один миг перед глазами и уплыло.  Совершенно ненормально, что человек не хочет идти домой: и сегодня утром, и  вчера вечером. Они допоздна засиделись с Коляном –гитаристом на его кухне в несколько квадратных метров. Шумел чайник на  плите, по стенам время от времени деловито пробегал какой-нибудь таракан, а они все сидели и спорили.  О политике и смысле жизни вообще.

—         Я  уж  не во что не верю, — «рвал на себе рубашку» Колян: ни в бога, ни в черта, ни в коммунизм, ни в светлое будущее. На нас вся вера скончалась.

Колян    еще долго распространялся по этому поводу, а Вадим  слушал, держал стакан с недопитым пивом и думал, что ему в  этой загаженной  кухне лучше, чем дома.

Вадим открыл глаза и смотрел, как по дороге пролетают машины. Он загадал: если сейчас к остановке подойдет трамвай с четным номером, то он идет домой сдаваться. Если с нечетным – не идет.

ДЕВУШКА – ВАГОНОВОЖАТАЯ  С КРАШЕНОЙ КРАСНООЙ ЧЕЛКОЙ ДАЖЕ НЕ ПОДОЗРЕВАЛА, ЧТО СЕЙЧАС ОНА ВЕРШИТ ЧЬЮ-ТО СУДЬБУ. Не дождется своего непутевого мужа Таня. Сверху над миловидным невозмутимым лицом Вадим увидел «тройку».

В следующую минуту он уже шагал в противоположном от дома направлении. Он даже не искал мысленно оправдания для своего поступка. Просто их с Таней ничего не связывало. Если и была любовь, то она утонула  в бесконечных ссорах,   упреках.  Как ни  старалась Таня, не могла переделать его на свой лад.  А вот сама, пожалуй, изменилась. Свою обожаемую, ненаглядную, хрупкую Танечку, какой он ее видел десять лет назад, Вадим как будто похоронил, и поставил памятник с надписью «прошлое».. Возврата нет. Но Вадим знал, что ему все равно предстоит вернуться в этот дом: к Антошке. Но это уже потом, а сейчас он свободен.

На ступеньках подземного перехода, как обычно сидели нищие. Длинноволосый парень с гитарой  с вызовом пел:

Мы не выросли в Одессе,

Ленинграде и Париже,

Нас не прессовали в прессе

Для обложек толстых книжек.

В лоне лондонской погоды,

Псевдо-лордовой ордой,

Мы живем, как антиподы,

Посреди страны родной.

Вадим остановился  послушать. Потом сел прямо на пол, выставив колени. Давала о себе знать бессонная ночь, которую они провели за разговорами. Вадим сам не заметил, как уснул.

—         Эй, друг!

Кто-то энергично тряс его за плечо.  Он не сразу понял, где находится.

—         Что-то я тебя здесь раньше не видел, — в упор разглядывал его незнакомец.

При беглом взгляде Андрея больше всего поразила шляпа незнакомца с широкими полями. Дырки на ней были крест-накрест заклеены скотчем. Под спадающими полями едва можно было разглядеть  небритое лицо. По тому, что прохожих в переходе было намного меньше, Вадим понял, что сейчас уже вечер.

—         Ты не мог бы поспать в другом  месте? — Продолжал допытываться незнакомец, про которого Вадим решил, что это бомж.

Он отрицательно мотнул головой, теперь разглядывая ботинки, стянутые веревками.

—         Пойдем!

В следующий момент они уже шли по темным закоулкам. Вадим больно ударился плечом о мусорный бак, чертыхнулся и уже пожалел, что пошел с незнакомцем. Потом они по ступенькам спустились в какой-то подвал, откуда напахнуло сыростью. В тишине назойливо зудели комары.

—         Света здесь нет, – пояснил незнакомец, — да и двери – тоже.. Я проем тряпками завешиваю, чтобы не дуло.   Когда ложусь, то с  головой закрываюсь. А то загрызут вампиры чертовы. А так ничего: спать можно. Главное, чтобы трубы не прорвало. Тут все  ржавое. Дом-то аварийный.

Вадим чиркнул спичкой — и на несколько секунд  перед ним предстал грязный захламленный подвал и ложе из ящиков, застеленное  тряпьем.  Незнакомец уже снял шляпу и, видимо, разматывал ботинки. Вадим все еще стоял в нерешительности.

—         Оставаться на улице не советую, — как бы угадывая его мысли заявил бомж, — неспокойный район. Вечно пьяные разборки. Иному человека прирезать – все равно что муху раздавить. Там у стены еще ящики навалены…

Вадим сидел на ящиках под  храп незнакомца и капель с трубы. Временами он начинал судорожно отмахиваться от комаров.

«Вот оно: дно жизни» – рассуждал он про себя, совсем без сожаления о теплой постели в квартире. Все равно это была не его квартира. И не его постель..

Он прислонился в стенке, натянул на голову куртку  и словно бы задремал. Одна мысль за другой бессвязно кружились в голове. Он путался в них  словно в сети. Уходил все глубже и глубже: подземный переход, люди без лиц, разгневанная жена, Антошкины глаза, черный подвал – черная дыра. Он задыхался, тонул,  скользил в глубину,  не чувствуя ни тела, ни связи с миром. И вдруг накатила  теплая волна. Он почувствовал, что тело поднимается вверх. Темнота стала растворяться. Скользнули блики и легли ровными дорожками-косыми лучами. Сквозь них мелькнула  фигура то ли человека, то ли рыбы и стала приближаться. Это была девушка, похожая на русалку. Без всякого подводного  снаряжения.  Внезапно Вадим осознал, что он находится под водой без акваланга, и начал захлебываться. Он судорожно  задергал руками и ногами. Рванулся, и прямо перед собой увидел ее лицо.  Ему показалось, что она сказала «дыши» и позвала за собой взмахом руки.. Вадим поплыл. Так легко и свободно, как будто делал это всю свою жизнь. Видимо, они приближались к берегу, потому что стало видно дно. Причудливые водоросли тянулись и покачивались на легких волнах, как на ласковом ветру. Диковинные рыбы испуганно сновали в разные стороны. Вода становилась теплее и ласковей.

Вадим проснулся с улыбкой на лице. С наслаждением вытянул затекшие ноги. В подвал как раз вошел его напарник с горячим чайником.

—         Сейчас чай будем пить! – Заявил он, как будто они на какой-нибудь обычной кухне, — Марья Антоновна кипяточку дала, а в магазине я хлеба купил.

Разомлев как кот на солнышке после нескольких глотков, он решил завести беседу.

—         Тебя как зовут?

—         Вадим.

—         А я – Василь Василич. Бывший директор базы.

—         Какой  базы?

—         Теперь один хрен какой.

—         А кто такая Мария Антоновна?

—         Вдова академика. Она тут одна живет. В соседнем  квартале. Сердобольная женщина.  Сына у нее  в Чечне убили…

Василь Василич помолчал немного, а потом голосом потише «завел пластинку»:

—         Война, перестройка… Все один черт. Столько людей без роду –племени. Беженцы. Ничего не осталось.

В подвале стало светлее, и Вадим обратил внимание, что голова у него совсем седая. Василь Василич перехватил взгляд и положил руку, сжав плечо:

— Никогда не жалей ни о чем. Понял? Значит, так надо. Судьбе или богу так угодно. Я ведь тоже не собираюсь всю жизнь бомжевать. Я сейчас смирился. Я  жизнь благодарю  за эту кружку чая, за то, что не замерз этой зимой. За то, что живу, с тобой разговариваю. Ты – непростой человек. Я это сразу понял.

—         Почему ты так решил?

—         Почувствовал. Думаешь, я каждого бы к себе повел?

—         Выходит, ты больше обо мне знаешь, чем я сам?

—         Иногда со стороны виднее… Ну, пора мне на работу, — засобирался  Василь Василич.

—         Куда?

—         Все туда же… В переход. А ты, если надо будет переночевать, приходи.  Дорогу  знаешь.

Василь Василич удалился по-английски: не прощаясь. Когда Вадим вышел наружу, ему вдруг вспомнился сон.  Захотелось срочно принять душ или искупаться.

На берегу Волги никого не было. Погода явно не располагала  к купанию, дул прохладный ветер, но ему было все равно. Вадим с разбега бросился в воду, чусвуя как тысячи «иголочек» вонзаются в тело.  Потом, одевшись и сидя на песке, он смотрел в даль и думал впервые за много времени не о  плохом, а о хорошем. Он как будто проснулся другим человеком. Хотелось рассказать об этом другим людям. О том, что есть другая жизнь, чем ежедневное зарабатывание денег и пустая их трата. О том, что такое настоящая свобода. О девушке-русалке с длинными волосами.  Все, что ему нужно было сейчас – бумага и ручка. Он начал шарить в карманах куртки, брюк, но там не было ничего, кроме нескольких билетиков и  мелочи. Может, попросить у кого-нибудь? Как назло берег оставался пустынным.  Чуть поодаль на песке что-то чернело. Вадим подошел и поднял сумку. Внутри нее лежали блокнот, ручка и кошелек с деньгами: несколько бумажных купюр..

Вадим устроился за столиком  прибрежного летнего кафе, взяв себе бутылку пива и соленые сухарики. Он заранее знал, с какой фразы начнет писать:  «ветер приготовил стаю облаков на востоке и затаился».

 

Пришествие

Ветер приготовил стаю облаков на востоке и затаился. Она проснулась рано, в предчувствии утра. Просто сегодняшний рассвет стоил того, чтобы стряхнуть сон. Ступая босыми ногами по мокрой траве,  пришла к камню. Своему камню, который всегда давал энергию. Сейчас ей захотелось немного согреться. Забравшись наверх и ощущая приятное тепло, она ждала. Сначала пришла первая волна: поползла легкой дымкой-туманом, стала подниматься вверх, но растворилась где-то по пути к небу. Потом пришла другая: воздух шелохнулся. Дрогнули листья деревьев, «задышало» небо, справляясь с сумерками. И, наконец, третья: облака стали наполняться светом. До самых краев, до глубины. Потом засветились всеми оттенками розового. Из-за верхушек дальнего леса уже поднималось солнце. Она встала во весь рост, чтобы лучше видеть. Ветер, обрадовавшийся не на шутку, развевал волосы, путаясь в локонах, цеплялся за платье. Постояв так еще несколько минут, она легко спрыгнула  на землю и поспешила обратно.

В полдень девушка пришла к старому дубу на опушке. Могучий великан, как Атлант, подпирал своими ветками небо. Ронял на траву тень – круг жизни. Шагнув в него, она обняла шершавый ствол  (руки не могли  соединиться), прижалась щекой. Чувствовала, как энергия земли, стекавшая с вершины к корням, проходит и через ее тело. Как дышит и живет дерево. В каждой клеточке – память мироздания. Разжав объятия, она с нежностью поглаживала трещинки на коре. Приговаривала ласково:

—   Мой старичок.  Красавец.

Дуб отвечал шелестом листьев, трепетал до самой вершины от избытка нежности. Попращавшись с лесным красавцем, она хотела идти дальше, как вдруг краем глаза увидела на краю света и тени сидящую маленькую  фигуру.  Это был мальчик лет шести..Руки безвольно лежали на коленях, спина сгорблена – поза старика.

—     Что ты здесь делаешь? – Тихо спросила она.

—         Я не знаю.

—         А как ты сюда попал?

—         Пришел.

—         Как же ты шел?

—         Ногами. Я ничего не видел.

Она посмотрела мальчику в лицо и поняла, что он слепой.

—         Ты видел когда-нибудь?

—         Да

—         Это было давно?

—         Не очень. Когда мои мама и папа меня еще любили

—         Пойдем со мной.

Она взяла мальчика за руку и повела к своему камню. Помогла забраться наверх

—         Тебе удобно?

—         Да

—         А что ты чувствуешь?

—         Тепло.

—         Сейчас я расскажу тебе, что я вижу. Мы с тобой на холме. Снизу виден лес. Чувстуешь. Как он пахнет? Здесь очень красиво, особенно когда рассвет. Ты хочешь посмотреть?

—         Да

—         Я знаю, что ты обиделся на родителей и на весь мир, но понимаешь весь мир и наш создатель любит  тебя. Сейчас над нами плывут облака – большое и маленькое сердце. Это знак. Хочешь посмотреть?

—         Да.

—         Смотри!

—         Ты видишь. Видишь?

—         Да!

Мальчик совсем  как воробушек на насесте крутил головой в разные стороны. Теперь он был похож не на старика, а на ребенка.

—         Какой же ты молодец! – трепала девушка по его волосам, прижималась губами к пухлой щеке, — Да я тебе еще такое покажу. Да мы с тобой…

Мальчик был как будто немного сонный. Он внезапно почувствовал усталость после своего многодневного перехода и внезапного исцеления. Девушка уложила его спать и, глядя на беззащитное ангельское личико поняла, что теперь ее жизнь изменилась. Все только началось. Ребенок – это только  знак.

Глава вторая. Явление прошлого.

Вадим с усталостью откинулся на спинку стула. Странное дело: когда он писал, то будто не существовало ни людей, ни шумной улицы. Он явственно видел дуб, белокурую девушку, мальчика. День ужу близился к вечеру. Мимо столика прошла девушка – и Вадим вздрогнул. Это была она – белокурая красавица. Он мгновенно  вскочил, и в два прыжка схватил ее  за руку. Девушка  резко обернулась – и он понял, что ошибся: такой презрительный взгляд, что он мог бы уничтожить любого на месте. К тому же губы незнакомки были густо намазаны немыслимой синей помадой.

Вечерний город жил своей жизнью. Где-то вовсю гремела музыка, раздавались нарочито веселые голоса. Когда Вадим проходил мимо ресторана, в нескольких метрах остановился роскошный автомобиль. Мужчина в элегантном костюме и его спутница в открытом платье направились к парадному. Вадим не решился пересечь им дорогу. Он ждал, сделав несколько шагов назад. Прямо над ним оказался один из мигающих огней. Блестящая пара  еще не скрылась за дверью, и вдруг Вадим услышал, как  мужчина назвал его по имени. Голос показался знакомым…  Это был Павел – бывший товарищ по  университету, раздобревший и словно отполированный.. Они не виделись по меньшей мере десять лет. После того, как Вадим забрал документы в конце четвертого курса.  Несмотря на возражения спутницы, он отстранился и сделал несколько шагов навстречу..

—     Что ты здесь делаешь?

—         Проходил мимо.

—         Зайти не хочешь? – Павел кивнул в сторону окон.

—         Нет, — смутился Вадим, — вид неподходящий

—         Ничего. Сейчас мы все уладим. Подожди здесь.

Павел скрылся из поля зрения, а Вадим боролся с искушением быстренько прошмыгнуть мимо. Он  представлял, как нелепо будет выглядеть на фоне этой блестящей пары, как все будут на него пялиться.   Нет ничего нелепее встречи старых школьных друзей, которых уже ничего не связывает…  У Вадима появился сотый раз проклинать свою нерешительность, так как  из дверей бодрым шагаем уже выходил Павел.

—         Можно и с черного хода зайти. Там есть отдельные комнаты. Я побуду со своими на банкете, а потом  поговорим.

По тому, как Павел все решил, чувствовалась жилка руководителя. Он и раньше любил командовать, но в отношении Вадима у него это «не прокатывало».

«Вот тебе и перпетии судьбы» – подумал наш герой, оставшись один в комнате  а мягкими креслами и изящным столиком, —  «ночью – в подвале на ящиках.  К вечеру – в ресторане». Возникший как приведение  официант молча поставил перед ним несколько тарелок и наполненный фужер. Подождав, пока он удалится, Павел взял в руки вилку.

Пожелал  самому себе приятного аппетита и не спеша принялся за еду.

Павел пришел один. Явно в приподнятом настроении.

—         Почему вино не выпил? Не понравилось?

—         Просто не захотелось.

—         Ну тогда выпей за мое здоровье.

Вадим сделал несколько глотков. Закусил чем-то приятным, по вкусу напоминающим рыбу.

—         Ну ты как? – Допытывался Павел. – Где работаешь?

—         Нигде.

—         Тогда ставим вопрос  по-другому: чем занимаешься?

—         Пишу роман.

Павел сделал удивленное лицо.

—         О чем?

—         Скорее о ком: о девушке.

—         И кто она?

—         Она – само совершенство.

—         Смотри не влюбись, как скульптор Пигмалион…  Шутка… А вообще было бы интересно почитать. Дашь почитать по старой памяти?

—         Если получится.

—         У тебя не может не получится. Я же тебя как облупленного знаю.

—         Знал, — поправил Вадим.

—         Что природой отпущено, никуда не девается. Ты у нас везунчик: помнишь как раньше:    все с лету схватывал. Я  ночами корпел над конспектами, а ты – за час.

—         Ты что завидовал?

—         Не то чтобы завидовал, но просто обидно иногда было.  На себя злился за то, что  памяти такой нет. Легкости. Всегда  все своим лбом «пробивал».

—         Не болит?

—         Что не болит? – переспросил Павел

—         Ну лоб…

—         Иногда очень болит. Особенно как представлю, что все могу потерять.. Время такое нестабильное. А терять у меня есть чего..

Павел замолчал и затянулся сигаретой. Пока он наслаждался всей полнотой своего имущества.

—         А хочешь я тебя устрою? – Предложил он.

—         Нет.

—         Почему?

—         У вас ведь фирма богатая. Наверняка, большие деньги «крутятся», а  за них надо «зубами рвать». Не для меня это.

—         Узнаю. Узнаю прежнего Вадима.  Ты поэтому и универ бросил?

—         Не то что поэтому, просто скушно стало.

—         А что после делал?

—         У нас своя группа была: я, Колян и Леха. Музыку писали, стихи, выступали  года три или четыре. Потом  один за другим семью завели, ребята ударились в заработки.

—          А ты сейчас можешь спеть?

—         Могу. Но только гитара нужна.

—         Будет тебе гитара. Я все, что хочешь, достану.

Павел действительно вернулся с гитарой. Вадим взял ее в руки, «поколдовал» над струнами, настраивая. Потом запел:

Разбереди меня –

Я окуклился нитью табачного дыма.

Тот, кого я искал

Не дождался меня, растворился в дорогах.

Он унес с собой все,

Что увидел сквозь ткань поднебесного мира,

Позабыв  только лед.

Да паленые нервы, да шуганых кошек…

—         Постой, постой, – замахал руками Павел, — у меня есть идея: спой в  зале перед всеми. Ты же почти профессионал!

—         Нет. Не проси

—         Ну ради меня, ради нашей  студенческой дружбы. Ладно?

—         Ну ладно, – сдался Вадим.

Когда они шли по длинному коридору,  Павел замялся:

-Ну только ты что-нибудь веселое. Все-такт люди отдыхают.

Люди действительно отдыхали на полную катушку.  Запах шампанского, румяные щеки у  дам, оживленный смех и разговоры – все сливалось в одну сплошную кутерьму. Было еще удивительно, что все замолчали, когда  Павел стал представлять Вадима как талантливого исполнителя собственных песен. Публика заинтересовалась.. Вадим взялся  за гриф гитары:

Над мятой рубахой

Навыворот рот.

Животного страха

Исполнен живот.

Звездой изотопа

Синеет щека-

От бога до гопа

Тропа коротка

Голос, сначала едва слышный, набирал силу:

Становится пьянка

Судом наизнанку-

Сперва приговор,

А потом разговор –

Вчерашние боги

Играют в орлянку

На твердом пороге твоей головы.

Но звезды следят за тобой!

Он видел, как вытягиваются лица и недоуменно хлопают  ресницы.  Отпустив последний аккорд, он молча положил гитару и пошел  к выходу.  Получился странный концерт. По крайней мере, он не слышал позади ни аплодисментов, ни свиста. Вот что значит «высокая публика».

Вадим писал всю ночь, благодаря за то, что она была теплой и тихой. Он устроился на скамейке прямо под фонарем.

 

Море дышит

Небо над морем было идеально синим. Без единого облачка. И само море – синим. Две синевы сходились на горизонте и проникали друг в друга. А у берега волны продолжали свою работу: катали и оттачивали камни-голыши и нашептывали о чем-то своем.

—         Смотри, какой я нашел! – С восторгом закричал мальчик, подбирая из груды один причудливой формы.

Глаза у него блестели, волосы растрепались  и сам он был похож на нетерпеливого жеребенка, которого только выпустили в поле из загона. Утром девушка спросила, что он больше всего на свете хочет увидеть, и он сказал, что море. Любого взрослого изумило бы то обстоятельство, что море оказалось в десяти минутах ходьбы. Мальчик бегал по берегу, кричал и махал руками чайкам. Он  не знал, что море такое: огромное, живое, дышащее. Он слышал, как море дышит и даже  вздыхает. Вздох, плеск,  вздох, плеск. И пахло оно вкуснее чем фруктовые леденцы: соленой свежестью, растаявшим снегом. Мальчик так увлекся, что даже забыл про свою спутницу. А когда вспомнил, то  увидел, что она сидит, подставив лицо солнцу.

—         Можно я искупаюсь?

—         Конечно.

—         А ты?

—         И я тоже. Но попозже.

—          Почему ты не открываешь глаза?

—         Так я вижу картину, которая происходит. Далеко отсюда, в городе.

—         Жалко, что они в городе не видят моря.

—         И не только моря. Многие  вообще ничего не видят, кроме стен своих жилищ. Живут не своей жизнью.

Потом они плавали до изнеможения. В этот раз мальчику никто не кричал «немедленно выходи из воды!». Он и не знал раньше, что умеет плавать, что вода  держит  сама. Несколько раз море «озорничало»: накрывало волной с головой. Зато он научился, что нужно делать в такой ситуации. Он чувстововал себя непотопляемым.

Когда  после купания они отдыхали на берегу, мальчик сказал:

—         Я хотел бы навсегда остаться здесь.

—         Ты можешь быть здесь сколько захочешь. Но поверь, что на свете есть еще множество прекрасных мест.

—         Я смогу их увидеть?

—         Только если будешь свободным.

Он не совсем понимал, что такое свобода, но тут же  решил, что теперь это для него главное.

 

Глава третья.  Испытание.

Василь Василич заболел. Он лежал в груде тряпья время от времени надрывно кашлял.

—         Может, в больницу? – нерешительно предложил Вадим.

Василь Василич замахал обеими руками.

—         Да ты что? Я – бомж, понимаешь.  Знаешь, что делают в больницах с такими, как я? — Больной   даже приподнялся и понизил голос  до полушепота, — Забирают органы: почки, сердце, мозг.  Нас же никто не хватится. Нас нет.

—         А мозг-то зачем? Он же в чужой голове не приживется?

—         Неважно… Для опытов… Лучше уж я так умру.

—         Зачем так сразу-то, — запротестовал Вадим, — ты же хотел еще нормальной жизнью пожить.

—         А я и так живу  нормальной жизнью. Вот если бы ты еще кипяточка принес от Анны Антоновны…

Первый раз за их знакомство Василь Василич перепоручил свою миссию. Значит, действительно заплохел совсем. Вадим без особого труда отыскал квартиру подавательницы, позвонил.  Дверь открыла маленькая, благообразная старушка. Бывают такие люди, которых старость не обезображивает.  Так вот она была из их числа.  Женщина старой закалки. Губы поджаты, а глаза добрые.

—         Я вот за кипяточком для Василь Василича, — почему-то смутился Вадим, протягивая  старый чайник без крышки.

—         А сам он что?

—         Заболел.

Ничего не сказала, только еще крепче пожала губы. Кивнула на дверь:

—         Заходите.

Усадив  Вадима  за стол, она поставила кипятить воду. Расспрашивала, что да как.  Потом предложила:

—         Может, в больницу?

—         Нет. В больницу он не хочет. Говорит, что органы заберут.

—         Органы заберут, — машинально повторила Анна Антоновна.  Потом вышла в другую комнату и вернулась с несколькими упаковками таблеток.

—         Возьмите хоть это.

Когда Вадим уже спускался по лестнице, старушка спросила:

—         Молодой человек, а вы кто?

Вадим не сразу ответил, стоя на ступеньках.

—         Я пишу книгу.

—         Я так и знала. Обязательно дайте прочесть, когда напишите.

По дороге обратно Вадим  думал, что хорошо было бы поторопиться с книгой.  Анастасия Антоновна ждет и другие – тоже. Ему начинало казаться, что с завершением этой книги что-то изменится.

Поджидая удобного момента Вадим стоял у дороги, задыхаясь от  смога, который висел над асфальтом. Лето – не самая лучшая пора в городе..  Даже в грязном подвале ему показалось лучше, чем на улице. Напоив своего подопечного чаем и подсунув ему две таблетки для здоровья, Вадим снова взял в руки блокнот.

Буря.

Порыв ветра принес на поляну запах большого города.  Девушка поднялась с места и посмотрела вдаль, за верхушки деревьев.

—         Что там? – Спросил мальчик.

—         Город.

—         Я там был, – отозвался  мальчик, — но больше не хочу: меня там никто не любит.

—         Когда-нибудь ты поймешь, что это не так. Люди рождаются для любви, и ты – совсем не исключение.

Мальчик с наслаждением вытянулся на спине, раскинув руки, как крылья.

—         А я, зачем я тебе нужен?

Девушка погладила ласково по светлым, по-детски мягким волосам.

—         Ты – кусочек моего сердца. Мое отражение.

—         Но я ведь не зеркало.

—         Понимаешь, мы всегда отражаемся в других. Все,  с кем ты встречался, разговаривал,  рядом жил, несут в себе  твой «кусочек».

Еще один порыв ветра принес другой запах. На этот раз девушка повернулась в другую сторону.

—         Сегодня будет сильный ветер, — сказала она

—         А как же мы? —  Встревожился мальчик.

—         Нам нечего бояться

—         А как же те, что в городе?

—         Не знаю

Когда солнце, сделав большой круг, клонилось  к западу, пришел большой ветер. Над морем бушевали волны и с бешеным натиском разбивались о камни. Ветер  рычал и метался как раненое чудовище, рвал когтями безответные стволы деревьев. От такого натиска они только ближе наклонялись к земле. Слабые ветки с треском лопались и падали.

Девушка и мальчик стояли под дубом.  Охраняя их, лесной великан опустил ветви, которые почти касались земли. Он почти не дрогнул под натиском. Только листья шелестели – как будто пели песню. Уловив ритм, девушка и мальчик тоже начали подпевать. Их голоса, как серебряные колокольчики, звенели на ветру. О чем была эта песня?

 

Вадим перестал писать и прислушался. Снаружи действительно  бушевал ветер. Он высоко поднимали занавеску у входа и гонял по подвалу запах гнили. Василь Василич на спал: он лежал на спине с открытыми глазами. Снаружи что-то грохотало и скрежетало.

— Чего нам бояться? – Рассуждал вслух Василь Василич, – Дом ведь не обрушится. Ну в крайнем случае  крышу раскроет.  А мы-то все равно дальше всех от крыши.  Зимой на третьем этаже балкон рухнул. Но не от ветра, а сам по себе. Дом-то аварийный.

Прошел час, а может, два.  Ветер прекратился. Вадим вышел на улицу, а вслед за ним стал подниматься Василь Василич. Дом, как  и следовало ожидать, не рухнул. На земле валялся  мусор, обломки кирпичей. Чуть подальше у дороги валялись обломанные ветки тополей. Кажется, что-то случилось в другом квартале, куда постепенно сходились люди. Сердце у Вадима тревожно екнуло: там как раз жила Анастасия Антоновна. На последнем этаже…

Василь Василич задыхался. Он не мог идти быстро. И поэтому время от времени они останавливались.  Никогда еще путь до соседнего квартала не был таким долгим.

Вскоре наши друзья увидели жуткую картину: огромный тополь, приподняв с одной стороны корни, как растопыренные пальцы, лежал на крыше. Сила удара была такая, что он смял кровлю. Можно было только предполагать, что творилось с потолков там, в квартире.  Василь Василич с Вадимом побежали наверх. Дверь квартиры  Анны Антоновны была открыта настежь. Внутри сновали какие-то люди.

—         Где хозяйка? – Вцепился Василь Василич в плечо одного. Капли пота стекали у него со лба.

Тот глянул злобно. Отстранился:

—         Отвали!

Василь Василич «проглотил» непрязнь и стал  к стене, вытер пот рукавом. В другой раз он начал свой вопрос со слов «скажите пожалуйста».

—         На скорой ее отвезли. Кажется, сердечный приступ…

Вадиму ужасно не хотелось возвращаться в подвал, но он  мог оставить Василь Василича одного. Тот молча опустился на свое «ложе» и отвернулся к стене. Вадим положил руку  ему на плечо, но оно даже  не дрогнуло. Минут пятнадцать он молча переживал свое горе. Потом закашлялся и повернулся к Вадиму.

—         Она спасла мне жизнь. В январе стояли жуткие морозы. Я замерз в переходе. Особенно ноги: я их не чувствовал. Выбрался на улицу и упал. Уже не было холода. Все проходили мимо… Я должен был околеть как бездомная собака. Она притащили меня к  себе: попросила помочь какого-то мужика. Представляешь, грязного, задрыпанного бомжа… Когда я  оклемался немного, то хотел  уйти. Она не пустила. Но я все равно… Сказал, что вернусь потом, выберусь  из этого дерьма и вернусь. С букетом роз. В костюме с галстуком.  Я даже деньги начал копить.  Водки – ни капли Жалко очень… У нее ведь сердце больное. Слишком большое сердце. Муж  у нее умер, а сына в Чечне убили. Он офицером был…. Единственный.

Василь Василич замолчал. Снова закашлял.

-Хочешь,  я поеду в больницу. Все узнаю, — предложил Вадим.

—         Да, Да, – бормотал Василь Василич, – езжай. Надо узнать.

Сперва Вадим решил ехать в кардиоцентр. Это почти целый час на троллейбусе. Устроившись на заднем сиденье, он закрыл глаза и увидел следующую картину из своего романа.

Полет

Высоко в небе парили две птицы. Словно купались в безбрежном просторе. Опускались и снова взмывали вверх. Потом, плавно кружась, стали приближаться к земле. Еще несколько  взмахов мощных крыльев –и они сидели на траве. Рядом с девушкой. Она протянула руки — и птицы подошли ближе. Вытянули шеи  для привычного поглаживания. Она бережно провела ладонью по блестящим перьям, принялась ощупывать крыло, приговаривая:

—         Ну вот. Все уже зажило. Ты молодец!

Птица как будто поняла похвалу. Распустила крылья. Стала важно похаживать вокруг, зорко поглядывая немигающими глазами-бусинками.

—         Совсем как павлин! Какой же ты важный! – Засмеялась девушка.

Ее смех и последнюю фразу услышал подбежавший мальчик.

—         А кто такие павлины?

—         Ну это такие птицы, которые живут на юге.

—         А ты была на юге?

—         Можно так сказать. Там жили мои и твои предки. Они передали нам свой опыт. Нужно только уметь пользоваться теми знаниями, которые у нас есть. За много-много веков, пока живут люди, столько всего накопилось…

—         Кто тебя научил лечить?

—         Я не лечу. И человек, и птица лечат себя сами. Я только могу помочь на духовном уровне. Своими мыслями и чувствами мы сами все  к себе притягиваем, как магнитом. Почему одни  люди живут долго, а другие – нет? Одни считают, что выполнили свою миссию и должны умереть, а у других  множество причин, чтобы продолжать жить. Еще умирают от ненужности и безысходности. Сами гасят свет.

—         А мы с тобой не умрем?

Мальчик сжал руки на согнутых  коленях. Он еще никогда всерьез не думал о смерти.

—         Конечно, нет.

Мальчика такой ответ полностью удовлетворил. Он не счел нужным   спрашивать что-то еще.  Вскочил на ноги, сделала крутой вираж вокруг девушки и птиц, которые тут же испуганно встрепенулись. Птицы немного разбежались и размеренно замахали крыльями. Выше, выше, еще выше.

—         Побежали! – Крикнул мальчик и помчался вслед за ними.

Он повернул голову и увидел, что девушка тоже легко поднялась. Местами сухая трава больно царапала ноги, а местами они путались в «зарослях». И вдруг все эти помехи исчезли. Теперь ничего не мешало движению. Теплый ветер свистел  в ушах, развевал волосы. Все быстрее и выше. Он даже не сразу понял, что летит, не касаясь  земли. Совсем как птица. И рядом – она. В какое-то мгновенье ему стало страшно, что сейчас они разобьются об верхушки деревьев и камнем рухнут вниз. Мальчик закрыл  глаза, а  когда открыл, увидел ее спокойное счастливое лицо. «Полет – это как быть счастливым», – решил он. Земля оставалась  внизу, и только терпкий запах луговых трав волнами набегал вверх. Небо казалось бездонным и абсолютно бесконечным. Таким, что по сравнению с ним  земля – крохотный остров.

 

Вадим вздрогнул и открыл глаза, потому что объявили его остановку. Корпуса больницы издали совсем не вселяли надежды, что он добьется желаемого. Искать здесь человека – все равно что  иголку в стогу сена. Другое дело, что ему очень нужно найти.. Проходящий мимо человек в белом халате посоветовал  обратиться в приемный покой.. Здесь  Вадим совсем приуныл. Он вспомнил, что даже не знает  фамилии.

Он стоял у белой стены в позе трех тополей на Плющихе. В голове его созревал план, как проникнуть в отделение. Заходить во все палаты. Прятаться от медсестер и врачей. Превратиться в человека-невидимку. Претвориться трупом и лечь на каталку, прикрытую простыней.  Вадим шагнул в кабинку лифта. «Все получится», — думал он про себя, — «сейчас я ее увижу. Теперь выходить». Кабина сама остановилась на шестом  этаже. Разъехались двери.. Он заглянул в глубину длиннющего коридора.

—         Вам кого? – Спросила молоденькая медсестра, проходившая с какими-то пробирками.

—         Анну Антоновну.

—         Из пятой палаты?

—         Да.

—         Вам лучше самому к ней пройти.

Лицо Анны Антоновны почти не выделялось на фоне белой простыни. Увидев Вадима, она попыталась улыбнуться, но губы предательски задрожали.

-Куда же вы теперь за кипяточком? —  то  ли в шутку, то ли всерьез спросила она.

—         Обходимся… Пару недель можно и обойтись. Вы же здесь не собираетесь зимовать? – Преувеличенно весело сказал Вадим. Больная только  кивнула головой.

—         Он вас послал?

—         Да. Просил передать, что… Как бы это  сказать… Собирается вернуться. Вот только выберется из этой «ямы».

—         А есть у нее края?

—         У кого?

—         У «ямы»…

—         Конечно.

—         А мне иногда кажется, что нет. Я ведь тоже там, хотя на улице  не живу.

—         Глупости вы говорите.

—         Перед лицом смерти глупости, молодой человек, не говорят. Я думала, что умру. Последнее, что помню – жуткий удар. Такой, что стены  дрогнули и что-то загрохотало. Я увидела  своего сына Коленьку в военной форме. Лицо такое серьезное. И губы шевелятся, как будто он сказать  что-то хочет. И все. Потом все померкло. Потом я поняла, что видела его в тот предсмертный час, когда он под  Грозном в последнем  бою… Все померкло… Я вместе с ним умерла. Уже давно. Я ведь не живу столько лет: так, существую, отбываю срок на земле. Не за чем мне жить. Муж умер, а я осталась зачем-то…

Вадим слушал с опущенной головой. Только сжимал зубы. После последней фразы он «взорвался»:

—         Как это не за чем жить? Если вы не вернетесь, то он тоже умрет. Замерзнет на улице как собака. Будет лежать до тех пор, пока не похоронят в могиле без всяких знаков. Кок будто не жил вовсе.

Он замолчал, заметив, что Анна Антоновна закрыла лицо руками. Некоторое время она так и лежала. Потом  сказала:

—         Ладно. Ладно… Я вернусь.  Нам, женщинам, обязательно нужно о ком-то заботиться. Мы так устроены.  А у вас есть дети?

—         Есть сын.

—         Пусть он никогда не будет военным. Когда Коля поступал в военное училище, я и представить не могла, что он окажется на войне. Думала, что мы живем в мирное время. Оказалось, что все не так. Война не кончается. Потерять сына –это худшее, что можно представить. Так что берегите своего мальчика.

Слова Анны Антоновны потом никак не выходили у Вадима из головы. Беспокойство росло с каждым часом. Он больше не мог писать. Не видел и не представлял никаких картин. Конечно, он вернулся в подвал. Рассказал Василь Василичу, как все прошло, а потом сообщил, что ему нужно отлучиться.

—     Иди. Иди. Мне сиделки не нужны, — проворчал Василь Василич.

У Вадима закончились все деньги, которые он нашел в сумке. Не было даже мелочи на проезд. Поэтому к своему  бывшему дому он решил идти пешком. День, как назло, выдался жарким. Последние кварталы он почти бежал, вытирая пот рукавом. Вот, наконец, знакомая до боли дверь, кнопка звонка. Таня смотрела на него, как будто перед ней возникло приведение.

—         Где Антошка?

—         Ты еще спрашиваешь?

—         Где он?

—         Я думала, что ты его украл…

Вадим не помнил,  как он спустился с лестницы. Сел прямо у подъезда.

Вслед ему бывшая жена крикнула:

—         Имей в виду, что тебя разыскивает милиция за похищение ребенка.

Меньше всего Вадима сейчас интересовала его собственная дальнейшая судьба, но Антошка… Милый Антошка и исцарапанными коленками и погрызенными ногтями. В последнее время он стал так забавно щуриться. Видимо, у него ослабло зрение. Они все собирались сходить  в больницу…. Где он теперь?

Глава четвертая. Поиски.

Выслушав суть дела, Василь Василич поспешил заверить, что ничего страшного не произошло. Искать мальчика надо, в первую очередь, в оживленных местах: на вокзале, рынке. Еще у него на примете была пара притонов, где собирались малолетки.

—         Завтра утром мне станет лучше – и  мы пойдем искать, — с полной  уверенностью заявил он.

Ночью Вадим не мог спать. Он выходил наружу, смотрел на звезды и молчаливые силуэты старых  пятиэтажек. Хотелось закурить, но не было сигарет. Ночное небо всегда его завораживало, но только не сейчас.  Побыстрее бы рассвет. Краем глаза Вадим заметил, как слева от него скользнула вниз звезда, оставляя «хвост».   «Хороший знак», — подумал он, — «надо быстрее загадывать желание».

Утром Василь Василич действительно поднялся на ноги, хотя вид у него был неважный. По его решению они отправились на  вокзал.  В половине восьмого утра странная парочка: мнимый похититель детей и смахивающий на пьяного  бомж, немытые и нечесаные, прибыли на вокзал. Естественно, что главный  вход, возле которого дежурили скучающие милиционеры, предотвращающие террористический акт, был не для них. Василь Василич по проторенным маршрутам «заходил  с тыла».. Через некоторое время они оказались в подземке с тусклым освещением и стойким запахом туалета. В одном из закоулков, рядом с камерой хранения прямо на полу сидели такие же бомжи. Василь Василич подсел поближе.

Прошло, наверное, полчаса, а он все не вставал с места.  Вадиму не терпелось продолжить поиски. Поэтому Василь Василича он встретил, не скрывая раздражения.

—         Че так долго-то?

—         А как ты хотел? Нужно же все разузнать. Как дела, кто на вокзале «заправляет».

—         Как это  «заправляет»7

—         Ну в кулаке держит: проститутки, сутенеры, торговцы  наркотиками – это же целая система. Ни пифти-фифти… А мальчишку твоего не видел никто. Может, в зале ожидания его поискать… Долго он там не просидел бы: там  менты пасут. Когда он пропал-то?

—         Не знаю, – пожал плечами Вадим.

—         Раз не знаешь, иди наверх один.  Мне туда нос казать нет резону. После здесь встретимся.

Вадим не любил вокзалы. Слишком много неразберихи. Поезда всегда опаздывают, нужных билетов вечно нет. Все люди становятся похожи  на кочевой  безобразный табор. Боятся, что опоздают на поезд, что украдут вещи. На Вадима граждане ожидающие уж точно поглядывали с подозрением. «Надо будет обязательно  побриться и постирать рубашку», — думал он, проходя сквозь ряды одинаковых кресел. Почти все они были заняты. Детей не  так много. С краю левой стороны, у окна, где кресла были отвернуты, он вдруг увидел всклокоченную детскую головку с такими же русыми волосами, как у Антошки. Вадим ускорил шаг, и сердце у него забилось чаще. Вот последний шаг… Перед ним сидел совершенно  незнакомый мальчик постарше Антошки.  У него была худая шея, руки – как спички из рукавов вязаной грязной безрукавки.

—         Дядя, а дядя, дай денег не хлебышек.  Два дня ничего не ел, – заканючил мальчишка.

Голос как будто жалобный, а глаза нахальные, вызывающие.

—         У меня нет…- попятился Вадим

—         Ну и дурак…

Мальчишка, видимо, не раз  проделывал этот трюк. Он живо вскочил на ноги и, отбежав на некоторое  расстояние, добавил еще пару нецензурных ругательств.

—         Тхы-хы, тхы-хы. Тхы-хы, — разошлась какая-то грузная тетка, выставив напоказ отсутствие двух передних зубов.  Туго натянутое на животе платье  тряслось вместе с ним.

Вадим пошел прочь. Антошка бы и дня здесь не пробыл. Иначе его «сожрали» бы здешние обитатели.

Когда он спустился вниз, то Василь Василича там не было. Впрочем, как  и здешних «жителей». Сначала он решил подождать, потом принялся его разыскивать. Совершенно сбившись с ног, он сел на перроне, куда прибывали поезда. Очередной  прибыл из Москвы. Вадим обратил внимание на молодого человека с  цветами в руках, одетого как с иголочки. Когда из вагона высыпали пассажиры, он устремился навстречу кому-то. Это оказалась девушка в брючном костюме, с волосами до плеч. Какой же счастливой и радостной казалась их встреча. Он и она что-то говорили друг другу, гладили по волосам, сжимали руки. Видимо, для них в этот момент  не существовало ничего. Они не могли заметить человека, который в этот момент наблюдал за ними. Просто так, без всяких намерений. Просто потому, что от них, молодых и счастливых, было глаз не отвести.  Над их головами витало само счастье. Которое куда-то упорхнуло от Вадима.

Молодая пара ушла, а он все продолжал сидеть. У него кружилась голова от голода   и какой-то серый туман плыл перед глазами.  Сквозь него – одна и та же мысль: «Надо искать. Искать. Искать. Как можно быстрее». Для начала  немного подкрепиться. Добыть хотя  бы десять рублей.

Вдоль перрона ходили грузчики с тележками, куда ставили чемоданы пассажиры. Вадим подумал, что он мог бы носить чемоданы в руках. Конечно, не больше двух. Как только он решил предлагать свои услуги, как назло все поезда куда-то запропастились. Поэтому пришлось подождать. Когда он наконец-то прибыл, Вадим вскочил с места, как будто у него открылось второе дыхание.

Некоторые пассажиры шарахались от него как от  чумного,  крепче сжимая ручку чемодана. Наконец, поезд из Читы привез ему  удача. Удача предстала в виде женщины средних лет, миниатюрного телосложения, которая милостиво согласилась, чтобы он донес ее чемоданы до  остановки. Последние несколько метров дались Вадиму с большим трудом. Он едва держался на ногах  с грузом. Зато его усилия были  вознаграждены двумя десятирублевыми купюрами. Похоже, что пассажирка просто пожалела бедолагу. Вадим купил себе стакан чая и булочку. У него осталась в кармане еще  какая-то мелочь.  Идти на рынок не было смысла, так как уже наступал  вечер. Выходя из вокзала, Вадим заметил вызывающе одетых девушек. Одной из них было лет четырнадцать. Не больше. Колготки  в сеточку, мини-юбки, килограмм косметики на лице – все  в классическом варианте. «Жрицы любви» стояли, выставив все свои «прелести»,  покуривали, зорко следя  за проходящими. На Вадима они не обратили никакого  внимания: не тот «клиент».

В подвал он вернулся уже затемно и услышал звуки, которые давали все основания полагать,  что Василь Василич изволит  почивать. Бросив товарища без предупреждения, он храпел теперь без зазрения совести. «А чего. Собственно. Ожидать от бомжа? Верности и благородства?» – про себя рассуждал Вадима совершенно без злобы.

Утром первое, что он увидел, был Василь Василич в полной экипировке. Он даже шляпу, заклеенную скотчем, надел. Наверное, для солидности.

—         Пошли искать что ли, – нерешительно предложил Василь Василич

—         Ты уже помог вчера, – не мог удержаться  Вадим от упрека.

Василь Василич сразу весь как-то сник и сел обратно на ящики.

— Ты что обиделся? – Спросил он.

—   Да нет.

—         Понимаешь, голодный я был. А тут Гвоздь привязался: пойдем говорит на халявный хавчик. В тринадцатой столовой уже вторую неделю дают. Ну я и пошел. За семь верст почуял дух  халявных щей.

—         Ну и как на вкус благотворительность?

—         Дерьмово. Чужая милость сладкой не бывает.  Они, толстосумы, всю жизнь воруют, а потом этими щами совесть себе усыпляют. А может, перед самим богом выгородиться хотят… Я еще подумал: может, твоего пацана там увижу…

—         Ты же его не видел никогда…

—         А мне это и не надо. Я его и так представляю. Такое же растеньице, как и ты… Губки бантиком…

—         Ну ладно, — прервал описание Вадим, — пошли уже.

Сначала Вадим с Василь Василичем пытались искать мальчика  с утра. Потом перешли на вечер. Вадим и представить себе не мог, что в городе существует столько притонов для бездомных, наркоманов, преступников. Он видел детей, которые напоминали  маленьких стариков и сутенеров, торгующих малолетними. Пережил чувство от отвращения до страха. Он испытывал некоторое облегчение от того, что ни в одном из злачных мест Антошки не было.  И в то же время  какое-то чутье подсказывало ему, что  сын жив.

Прошел месяц. Из больницы выписалась Анна Антоновна, о  чем Василь Василич сообщил однажды с загадочным  видом. Он по-прежнему попрошайничал в переходе и откладывал деньги на костюм и цветы, иногда даже не наедаясь досыта. Вадим время от времени подрабатывал носильщиком на вокзале. Он регулярно приводил себя в порядок, стирал  одежду. В общем, старался выглядеть обычным человеком, который утром вышел из своей квартиры. За все это  время он не разу не брался  за ручку и блокнот. Что-то ему мешало.

Когда  однажды он зашел к Анне Антоновне, то она в первую очередь спросила:

—         Ну как ваша книга?

—         Никак. Я  уже не пишу.

—         Жаль. А мне показалось, что вы как раз тот человек, которому  есть о чем поведать миру

—         Вот только мир не хочет  слышать

—         Услышит. А что вас потянуло к перу?

—         Не знаю. Потянуло – и все.

—         А могли вы тогда не писать?

—         Нет, – решительно заявил Вадим.

—         Вот. Вот, – обрадовалась Анна Антоновна, – это как раз то, что надо: если  можешь  не писать – не пиши. А вы – другое. Вы как раз не можете. Не ради денег или славы. У Хемингуэя  есть гениальная фраза: «будь я проклят, если напишу роман из-за того, что мне хочется есть». Я хочу вам подарить книгу Хемингуэя.

—         Да что вы, – запротестовал Вадим.

—         Не спорьте. Вам нужно немного почитать. Отвлечься. Жизнь так устроена: чаще всего она дает нам желаемое, когда мы перестаем биться головой об стену. Мне очень хочется почитать вашу книгу. Так что сделайте мне подарок. Пока я еще жива…

Вадим уходил от Анны Антоновны в некотором смятении. Едва начав чтение, он отложил Хемингуэя в стороны и стал доставать из  сумки, которую нашел на берегу, блокнот. Его обложка зацепилась за что-то. Вадим пошарил рукой и нащупал внутри обыкновенный замок-молнию. Раньше он не заметил этот потайной карманчик.  Внутри него ничего не было, кроме сложенного вчетверо тетрадного листочка.

 

 

Глава 5

Мы с тобой одной крови

Это был обычный детский рисунок, накарябанный синим карандашом.  Три человечка (палка, палка, огуречик – вот и вышел человечек) стоят, взявшись за руки. Один – большой, другой – поменьше, а третий совсем забавный:  маленький, с волосами-соломой в разные стороны. У всех на лицах улыбка, только вот у самого большого – немного кривоватая.

Вадим как завороженный смотрел на незатейливый рисунок. Он не мог решить: подсказка это или просто случайность. Если принимать во внимание, что в последнее время случайностей в его жизни не было, значит… Значит, человечек с кривой улыбкой – это он,  маленький – Антошка, а рядом… Насчет фигурки в платье он немного сомневался.

Вадим аккуратно свернул листок и положил в нагрудный карман, поближе  к сердцу. Очень уж он напоминал Антошку и его «художества». Как это ни странно, но внезапная и такая на первый взгляд неважная находка вселили в него оптимизм. Впервые за много дней Вадим уснул спокойно и снова увидел сон.

Домик стоял, прижавшись стеной к склону  холма. Видимо, этот холм, поросший травой, защищал его от ветра и холода. В одно-единственное окно проникал солнечный свет, едва ли добираясь до самых дальних уголков комнаты.  На столе,  лавке и даже на полу охапаками  лежали какие-то цветы и травы, источая самые терпкие и нежные ароматы. На тумбочке были разложены очень красивые морские раковины и несколько больших желтых листьев, какие обычно приносят  с прогулки в осеннем лесу. Дверь дома была открыта – и в него без препятствия влетали и вылетали птицы. Совершенно бесшумно в проеме двери  возникла фигура большого зверя.. Это был матерый серый волк — хозяин леса.

Мальчик, мастеривший на полу из веточек и раковин какое-то сооружение, тоже замер. Пристальные волчьи глаза, «горевшие» зеленым светом, как будто загипнотизировали его.  Вадим во сне застонал и заворочался: он хотел встать невидимой преградой между ребенком и хищником, но как ни старался, даже мог открыть глаза. Тяжелый кошмарный сон навалился на него как  черная бездна. Потом дышать стало легче: он увидел, как волк  так же бесшумно скользнул обратно. Мальчик еще несколько секунд сидел неподвижно, а потом шепнул еле слышно: «мама…»

Страх, слезы, боль разлуки — все смешалось в его душе. Он  вдруг вспомнил,  как однажды простудился зимой,  и у него было очень высокая температура. Мама всю ночь просидела у его постели, подолгу держа руку на  лбе. Какие прохладные и нежные были у нее руки.. Он то засыпал, вернее, падал в какую-то пропасть, то просыпался и снова видел ее тревожное и доброе лицо. Он не хотел, чтобы она уходила.  Почему-то именно это щемящее воспоминание «всплыло» в сознании.

—         Мама… — сказал мальчик чуть погромче. Он был готов отдать все, что угодно: море, небо и даже красивые ракушки только за то, чтобы сейчас оказаться рядом.

Возвратившись из леса, девушка застала его в слезах.

—         Ничего не говори, – сказала она, вытирая  слезинки со щек,  — я знаю, что ты скучаешь… Так и должно быть.

—         Пожалуйста… Приведи  мою маму сюда… Мы будем летать все втроем..

—         И только? Больше никого не надо?

—         Надо… Еще папу…

Всхлипывая, мальчик размазывал по щекам слезы и громко шмыгал носом. Он не хотел плакать – просто  их  было не сдержать.  Будто вместе со слезами наружу рвались все обиды и несправедливости большого мира. Слишком много несправедливостей: одному их не удержать  в маленьком сердце.

 

Парк воспоминаний

Вадим еще долго лежал с закрытыми глазами. Он знал, если перестать думать и мучительно искать решение, оно придет само. Подскажет подсознание или интуиция, или душа –как угодно можно назвать.  Одну «подсказку» он уже нашел:  рядом с ним и Антошкой – Таня. Мама всегда остается мамой. Это святое. То, что не поддается никаким объяснениям и доводам, кроме одного: голоса сердца.

 

 

 

Вадим вышел из подвала и даже не заметил, что ложе Василь Василича пусто. Он спешил к Татьяне. Когда проходил мимо старого парка, то  неизвестно почему вдруг забрел на самую дальнюю аллею. Здесь они впервые встретились. Боже мой, стоял точно такой же осенний день. И деревья тоже были желтые, и под ногами так же шуршала листва. Было  очень тихо, неправдоподобно тихо для города. Как будто желтые листья могут поглощать шум автомобилей, чьи-то резкие голоса и скрежет трамвая об рельсы. Все замолкло и поблекло. Он слышал, как шуршит ее плащ, и стук собственного сердца. Где это было? Она просто прошла мимо несколько шагов и вдруг оглянулась. Кажется, под тем большим  деревом.

В следующую секунду у Вадима перехватило дыхание, и он  захотел опереться о ствол: с другой стороны аллеи в голубом плаще и черных  сапожках на тонком каблуке шла она, тогдашняя.. Сомнений даже не было: он узнал бы из тысячи ту, что полюбил когда-то с первого взгляда.  Стук каблучков отдавался легким эхом. Вадиму казалось, что она улыбается. Ближе, ближе, еще ближе.  Сейчас она должно быть пройдет мимо и не заметит: он — это тень из другого времени. Когда она приблизилась, Вадим уловил даже запах духов. Татьяна, не глядя на него, прошла мимо и вдруг …   обернулась. Она обернулась!  Точно так же, как тогда.

—         Почему ты на меня так смотришь? – Спросила она.

—         Я боюсь, что ты исчезнешь.

Татьяна чуть наклонила голову вбок и сделала два шага назад. Они очень внимательно глядели друг другу в лицо.  «Все как тогда!» – опять пронеслось в голове.

Еще полчаса они будут бродить по аллеям, а потом пойдет дождь.. Сначала робкий и ненавязчивый, а потом  ливень. Такой  внезапный и сокрушительный, какой бывает только летом. Странный, ни на что непохожий ливень в тихую осень. Он будет держать над ее головой куртку, но все равно бесполезно. Когда же они добегут до кафе, капельки воды будут стекать по ее волосам, плащ совсем промокнет, а руки будут мокрыми и холодными. Особенно кончики пальцев. Он прижимал ее пальцы к своим горячим от волнения щекам, чтобы они побыстрее согрелись. Он вел себя как сумасшедший. Он влюбился.

— Мне нужно идти! — напоследок крикнет она и скроется в переходе.

 

Совершенно промокший, Вадим опять вышел на проспект. Он все пытался и не мог определить, в каком он  сейчас времени: том или этом. Есть ли у него потерявшийся сын или еще нет.

-Когда же построили этот магазин? – мучительно соображал он, проходя мимо большого павильона, и никак не мог вспомнить. Точно так же, как про металлические двери с кодом в подъезде. Он не знал, когда их поставили, но безошибочно набрал нужную комбинацию. Подошел к двери квартиры и, машинально сунув рук в карман куртки, обнаружил там ключ. Подержал его в руках — и  не стал вставлять в замочную скважину. Нажав кнопку звонку, услышал торопливые шаги. Это были ее шаги. Распахнув дверь, на него смотрела Татьяна. Как-то странно, непривычно.

—         Ты  не гулял сегодня в парке? – Спросила она.

Вадим кивнул.  Он заметил, что волосы у нее еще влажные.. На веревке в прихожей, раскинув рукава-крылья, сушился голубой плащ.

—         Что же ты стоишь на пороге? Весь мокрый…

—         Я.. Я не знаю, – совсем растерялся Вадим.

Татьяна взяла его за руку, как ребенка, потянула за дверь, и он почувствовал, что кончики пальцев у нее опять холодные.

Всю ночь они просидели на кухне перед чашками остывшего чая.

—         А ты помнишь, как один раз он залез под кровать и там уснул, а мы обегали всех соседей?

—         Да, да! А помнишь, как он в зоопарке ни за что не хотел уходить от слона. Говорил, что они со слоном хотят уйти в Африку.

—         Помнишь, как у него резались зубки, и он не спал всю ночь. Мы по очереди носили его на руках и рассказывали сказки. Утром мы все трое уснули, и я опоздал на работу…

—         Я все помню…- Татьяна опустила глаза. – Я чувствую, что он жив.

Вадим вышел покурить, а когда вернулся, обнаружил, что его жена спит, уронив голову  на стол. С большой осторожностью, чтобы не разбудить, перенес ее, как ребенка, на диван. При свете настольной лампы ее лицо казалось очень бледным и измученным. Вадим заметил морщинки у глаз, которых, кажется, раньше не было. А может, он не замечал. Что он вообще замечал в последнее время?

За окном светили звезды, соседи за стеной уже не подавали никаких признаков жизни, а Вадим  сидел и писал главную главу своей книги.

 

 

Глава 6

Луч с неба

Лебеди улетели. На темной поверхности  озера остались только белые перья. Когда стемнело, они стали похожи на фантастический скелет какого-то существа. Это озеро назывались лебединым, но вот уже несколько дней на нем не было лебедей, кроме одного. На рассвете, хлопая мощными крыльями, он опустился на воду, недалеко от берега. Он словно ждал кого-то. Скользил то ближе к кустам, то на середину. Он то  вытягивал горделивую шею, то наклонял ее к воде, как будто вглядываясь в свое отражение.  То кричал и хлопал крыльями по воде, то замирал неподвижно.  Так продолжалось несколько дней. Лебедь все меньше плавал и все больше замирал у берега. Он даже не поднял головы, когда в небе пролетали его сородичи, посылая на землю прощальные крики. Лебедь не ел, не пил и почти не реагировал ни на что. Он  не открыл глаз, когда у берега послышался шелест листьев  и легкий трест веточек под чьими-то ногами. Сквозь заросли кустов, прямо напротив него «выросла» человеческая фигура.

— Ты где?- раздался голос откуда-то из леса.

В следующее мгновенье ветки затрещали, и оттуда  «вывалился», как медведь, маленький человек. Теперь на берегу стояли двое.

— Что это с ним? Он заболел? — Спросил мальчик.

— Хуже: он потерял подругу. ЕЕ убили браконьеры.

—  Убили…Но зачем? — На глаза мальчика навернулись слезы.

— Ради забавы… Понимаешь, люди бывают очень жестокими.

-Теперь он умрет?

— Не знаю…

— А мы можем ему помочь?

Девушка приобняла мальчика за плечи:

— Мы теперь будем приходить сюда каждый день,  приносить крошки и разговаривать с ним.

— А он нас понимает?

-Конечно.

Теперь каждое утро у мальчика начиналось с похода к озеру. Сначала лебедь ни за что не хотел есть крошки. Они размокали в воде и шли на корм рыбам. Мальчик приседал на корточки и разговаривал с лебедем. Свой первый рассказ он начал так: «Раньше я жил в городе…»  За несколько дней лебедь привык к нему, и однажды случилось чудо: он заработал своими лапками, подплыл к крошке и проглотил ее.  В тот раз мальчик рассказывал:

— Когда у меня умерла бабушка, мама сказала, что теперь она будет смотреть на нас с небес, и что она по-прежнему нас любит. Иногда я чувствую, что она на меня сморит. У нее нет глаз, а есть такой маленький теплый лучик.

 

На маленькую кухню  в городе незаметно «вползал» рассвет. В это время в маленьком домике у холма шли приготовления.

— Можно я заберу с собой эти раковины?

— Конечно.

— А Лебедя?

— Нет. Лебедю здесь будет лучше. Но ты его можешь забрать в своем сердце.

Мальчик послушно кивнул головой.

— Мне будет плохо без него и… без тебя…

— Ты будешь о нас вспоминать… И еще..

Девушка нагнулась и внимательно посмотрела мальчику в глаза:

— Теперь все изменится. Ты знаешь больше, чем взрослые. Ты — необычный мальчик.

-Я знаю, — кивнул он.

 

 

А был ли мальчик?

Ранним утром в  квартире раздался оглушительный звонок. Татьяна  моментально вскочила и метнулась к  телефону, больно ударившись плечом о косяк.

— Это вас из пятого отделения милиции беспокоят. Приезжайте за сыном… Нашелся,  —  сообщил бесстрастный голос.

— С ним все в порядке? – Крикнула Татьяна, но в ответ послышались гудки.

Несколько секунд она стояла, машинально потирая ушибленное плечо, потом начала быстренько собираться.

— Что случилось? – Из кухни вышел заспанный и какой-то взъерошенный Вадим.

— Антошка нашелся.

Всю дорогу они молчали: как будто ночью наговорили много лишнего, что в обычной дневной жизни выглядит как-то нелепо. Вадим думал, что  скажет Антошке, когда его увидит, что они будут делать завтра.

«Все-таки хорошо, что все так закончилось. Слишком хорошо: я даже не ожидал», — думал он.

Дежурный в отделении милиции попросил их немного подождать. Хлопнула железная дверь — и по  коридору послышались громкие и шаги потише.

— Ну вот, забирайте вашего беглеца, – добродушно кивнул милиционер.

Татьяна и Вадим  переводили взгляд то на мальчика, то друг на друга. Перед ними стоял незнакомый мальчик.

— Здесь какая-то ошибка. Это не наш Антон.

— Как не ваш?

Татьяна только пожала плечами.

Милиционер тяжело и шумно вздохнул, грубовато развернул мальчика за плечо. Тот стоял с опущенными глазами.

— Так как тебя  зовут?

— Антон.

-Говоришь, убежал из дома?

Мальчик еще ниже опустил голову и плечи.

— Ну…

— Из интерната…

-Так что же ты мне голову морочил… Вот и поедешь опять в свой интернат…

Милиционер  крепко держал мальчишку за руку, словно бы опасаясь побега. Потом   другим тоном продолжил, обращаясь к Вадиму с Татьяной:

— Вы уж извините… Вот поймали в «бомжатнике». По возрасту вроде бы подходит., Антоном зовут, а фамилию он сказал, что забыл.  Про папу с мамой  «заливал»..

Вадим с Татьяной стояли в нерешительности, как будто сейчас им выведут еще одного мальчика: их Антошку.

— Не переживайте, — продолжал милиционер,-  и ваш найдется. У нас таких беглецов пруд пруди. И  че им дома не хватает: компьютер, телек, конфетки -баранки всякие.. Балованные очень.

— Слышь, Антон, а почему в интернат-то попал?

-Мамку родительских прав лишили.

— А че бежал?

Антон молчал.

— Плохо тебе там было? Вам государство все предоставляет: учись, питайся,  в летнем лагере…

— Плохо.

— Ну, уж придется привыкать…

Вадим с Татьяной вышли из дверей отделения и пошли по аллее. Неожиданно Вадим бросил «подожди» и вернулся назад. Прибежал через несколько минут, запыхавшись.

— Ты зачем?- Спросила Татьяна.

— Адрес интерната узнавал.

— Зачем? Ты думаешь, наш Антон не найдется? – В голосе Татьяны скользнула нотка раздражения.

— Найдется. Просто знаешь… У каждого должна быть семья.

 

В их квартире стояла оглушительная тишина. Такая, от которой холодеет внутри и становится так тоскливо и неуютно, что хоть волком вой. Они вдруг остановились у дверей, не раздеваясь и не разуваясь. Татьяна нервно теребила край шарфа.

-Ты знаешь, о чем я подумала?.. Давай вернемся и заберем этого мальчика.

— Не знаю… Вряд ли нам его дадут. Надо в интернате договариваться. Документы какие-то оформлять, – засомневался Вадим, одновременно испытывая чувство облегчения. Как будто камень с души свалился. Он посмотрел на жену с нежностью.

— Ну я тебя прошу… Хотя бы на несколько дней, а потом видно будет.

Быстро спускаясь по лестнице, они не умолкая разговаривали друг с другом. Словно бы опять рухнула стена между ними.

— Вдвоем им  будет веселее. Они даже похожи немного, правда? И  имена одинаковые, —  рассуждала Татьяна.

— Конечно, веселее. Двое Антошек – это здорово.

В  отделении все прошло как по маслу. Знакомый милиционер сначала было заартачился, потом махнул рукой:

— Ладно. Пусть хоть  пару дней поживет как человек.

В глубине коридора скрипнула и грохотнула дверь.

«Как преступника держали», — пронеслось в голове у Вадима. Преступника, у    которого одна вина: попались не те родители. Он почувствовал острую жалость и решил, что в жизни этого мальчишки никогда больше не будет решеток и железных дверей. Он все для этого сделает : «в лепешку» разобьется, если надо.

Все дорогу Антон не поднимал глаз. По нему вообще трудно было угадать, радуется он или наоборот. На все вопросы отвечал односложно: «да» или «нет».

— Это наш дом,  – рассказывала Татьяна, — теперь ты будешь здесь  жить. Сейчас мы поднимемся на…

Она не закончила фразу.  Застыла на месте, как пригвожденная. Вадим налетел на ее спину и тоже  не поверил своим глазам. У подъезда сидел их Антошка и что-то преспокойно раскладывал на скамеечке. Он вздрогнул и поднял глаза в тот момент, когда Татьяна выдохнула:

— Господи.. Антошка!

В следующий момент сын держался за руку Вадима и успокаивал:

— Мама, ну не плачь! Я же  вернулся!

— Да, да. Я не плачу.. Это так, —  старалась унять непрошеные слезы Татьяна.

За всей этой сценой изумленно наблюдал другой Антошка. Спустя несколько минут, он спросил:

— Теперь вы меня назад отведете?

—Почему?

— Ну, ведь ваш сын нашелся.

 

Глава  седьмая

С любимыми на расставайтесь.

Это был одновременно их и не их Антошка. Из своего рюкзачка он достал морские раковины, шишки, засушенные цветы с тонким, едва уловимым ароматом, и перо лебедя. Это перо он пристроил у изголовья своей кровати. Он почти ничего не ел,  в отличие от другого Антошки, который «опустошил» холодильник.

— Завтра же иду устраиваться на работу, — говорил Вадим,- теперь  нам двоих кормить.

— И кем же?- Спросила Татьяна, расставляя тарелки по местам.

— Да хоть грузчиком!

— А стихи?

— А что стихи? Одно другому не мешает.

Они еще немного посудачили  по поводу работу, а когда заглянули в комнату, увидели, что их Антошка рисует что-то, а другой стоит за его спиной с величайшим изумлением на лице.

— Давай не будем их беспокоить, – предложил Вадим.

Готовясь ко сну, Татьяна спросила у Антошки:

— А что ты рисовал?

— Живые картинки. Они теперь у меня в голове.

— Дашь посмотреть?

— Конечно!

Татьяна никогда еще не видела таких необычных картинок. Море на них переливалась всеми цветами синего, бардового и лилового. Деревья тянули вверх свои ветки – руки навстречу солнцу. Над лесным озером, то ли в сгущающейся тьме, то ли в синем  густом воздухе белели два изящных лебедя.

— Завтра я нарисую еще. И буду среди них жить, – предупредил Антошка.

Татьяна погладила его по голове и поцеловала в щечку. Потом подошла к другому Антошке, хотела сделать то же самое, но он  спрятал лицо под подушкой.

-Не переживай, — спустя некоторое время успокаивал ее Вадим, – просто  нужно время. Он не привык. Нам всем нужно запастись терпением.

 

Прошло несколько недель, прежде чем приемный Антошка рассказал, что его уже два раза забирали из интерната и каждый раз возвращали назад.  Это потому, что он «не слушался». Вадим устроился на работу, а Татьяне пришлось  немало походить по кабинетам, чтобы оформить семейно-воспитательную группу. Заведующая в интернате сказало прямо:

— Я вам не советую. Мальчик очень трудный. Но вам решать…

Антошка продолжал рисовать. Теперь у него уже накопилась целая стопка рисунков. Вадим с Татьяной решили, что надо обязательно показать их какому-нибудь искусствоведу.

Откладывая самые лучшие, Вадим натолкнулся на листочек в серых тонах. На переднем плане маячила фигура в шляпе со свисающими полями, залатанной одежде и ботинках, обмотанных веревками. Лицо под полями — почти не разглядеть.

— Откуда ты взял?…

Вадим невольно повысил голос, – и Антошка испугался и убежал на кухню.

Несколько минут он сидел  над рисунком, разглядывая каждый штрих. Сомнений быть не могло: Антошка нарисовал Василь Василича. Видимо, он напомнил, о чем нельзя было забывать.

На улице темнело, но несмотря на это, Вадим засобирался.

— Ты куда? – Удивилась Татьяна.

Вадим подошел, обнял за плечи:

— Не беспокойся. Приятеля нужно навестить.

На улице срывались с неба и кружились первые снежинки. Вадим с беспокойством подумал, что в подвале, наверное, неимоверно холодно. Когда он видел Василь Василича в последний раз, тот все время кашлял.

— Какой же я, неблагодарный! Все время только  о себе! —  корил себя Вадим.

В последнее время на него столько всего «свалилось»: поиски, работа, семейные дела, мальчишки, — что о прошлом он и не  вспоминал. А может, и стыд не давал вспоминать: когда-то он мог запросто бросить сына и жену, просто исчезнуть из их жизни – и все. Мечтал о свободе: свободно думать, действовать, стихи писать. Призрачность какая-то, иллюзия, которую сам себе придумал

Обуреваемый такими мыслями, Вадим добрался  до  того самого подвала. Внутри  было совершенно темно, и только слышно, как капает вода с какой-то трубы. Василь Василич частенько говорил, что дом аварийный.. Вадим чиркнул спичкой, которая осветила ящики, тряпье, подобие стола у стены. Потом снова все погрузилось в темноту.

— Есть здесь кто-нибудь?

Голос Вадима прозвучал как-то нелепо и неприкаянно. Чиркая одну спичку за другой, он подошел к «ложу», где обычно спал Василь Василич. Ему показалось, что там кто-то лежит.

Вадима даже  бросило в холодный пот при мысли,  что его рука может наткнуться на окоченевшее тело.. И все-таки он, превозмогая отвращение, коснулся тряпья. Оно было влажным и прогнулось под рукой: на «ложе» никого не было.

Знакомой дорогой он отправился к дому  Анны Антоновны, отгоняя от себя мысль, что теперь в ее квартире могут жить другие люди. Интуиция, которая столько раз выручала, на этот раз молчала. Просто предательски молчала.

— Ах, это вы!- Ему улыбалась с порога живая здоровая Анна Антоновна!- А мы вас заждались! И думать не знали, где вас искать?

— Мы – это…

Вадим вдруг смутился. Ему стало как-то неловко спрашивать дальше,

словно он «лезет» в чужую жизнь.

— С Василь Василичем, – кем же еще?

— А он…   Где?

— Ванну принимает. Да вы проходите. Сейчас чай будем пить.

Вадим сразу даже не узнал своего приятеля. Василь Василич вышел в  большом махровом халате, распаренный, с красными щеками. Он как будто пополнел и  стал выше.

— Ну, наконец-то, – раскрыл он свои широкие объятия, — вижу по глазам, что  нашел сына. Иначе бы не пришел. Точно?

— Даже не одного, а двух.

— Это как так? Рассказывай.

Когда Вадим закончил рассказывать, за окном уже зажглись звезды, и ему  нужно было спешить домой.

— Ты вот что…. – на прощание сказал Василь Василич, – ты парня этого, с интерната, обязательно к нам приведи. Уж я-то знаю, как с ним нужно. Сам в такой переделке побывал.

Вадим клятвенно пообещал, что в следующий раз придет с мальчишками, и  побежал к  трамвайной остановке. Он очень боялся, что Татьяна  будет беспокоиться.

Через месяц состоялась первая  Антошкина выставка.

— Это изумительно! У кого брали уроки?- поинтересовались в галерее.

Выставка получилась красочная и какая-то светлая. Первой на стене висела картина: девушка с развевающимися волосами и взглядом Мадонны. От ее лица как будто исходил свет, который так легко спутать с любовью.

А утром подул ветер. Он  подхватил с асфальта мятые бумажки, голубиные перья и обрывок газеты. Он разогнался, как расшалившийся мальчишка на  самокате. Он принес еле уловимый запах реки и обещание будущего снега. Он прыгал с крыши на крышу, от одной вершины к другой. Он пригнал  с собой целую кучу взбитых в пену облаков  и хотел заставить кланяться ему.

Вадим вышел на балкон покурить, но так и стоял с забытой сигаретой в пальцах. Он слушал. Сквозь порывы, врезавшиеся в бетонную стену, звучала другая неведомая  музыка. О чем она была?  О великом искусстве просто жить  и радоваться жизни, о внутренней силе и великой любви.  Он вдыхал запахи, которые смешались в  причудливый  «коктейль». Запах дальних дорог и чьей-то другой жизни, засыхающей терпкой полыни, бензина и жареной картошки к завтраку.

Дверь скрипнула – и на балкон в курточке поверх  пижамы и маминых тапочках «выполз» Антошка. Ветер задувал  ему волосы вперед, и от этого он походил на взъерошенного воробьеныша. Он прижался к папе и сосредоточенно смотрел вдаль, на небо.

Антошке хотелось летать. Ветер – его союзник. Вот бы полететь вместе с ним над крышами, лесом и морем, которого он теперь не боится. В  сердце нет страха. Если подняться  сверху над облаками, то они будут похожи на сладкую вату, которую ему как-то покупали в цирке.

Антошка вздохнул, потому что взрослые не знают, что могут летать. Здесь, в городе, он должен жить по их законам.

«Наверное, папа чуть-чуть знает, – думалось ему, – папа пишет в  толстой тетради, а потом глаза у него становятся какими-то лучистыми».

Может быть, он догадывается обо всем, что с ним произошло. Знает про девушку, озеро, море и волка, и все остальное.

— У меня хорошая новость, — сказал папа.

— Какая?

— Лебедь все-таки улетел…

— А почему… это хорошо?

— Он мог бы погибнуть один зимой.

Антошка помолчал немного.

— Правда, хорошо, что он не погиб?

Вадим ничего не ответил. Только прижал к себе растрепанную головенку. Ветер рванулся в еще одном бессильном порыве и устремился ввысь. Камень, брошенный в небо. Вместе с ним в заоблачное бесконечное пространство, вопреки законам притяжения, взлетел сухой лист с  «застывшим» от ужаса муравьем.

Валентина Дорн