Он «тает» от жары

Когда солнце горячее, а сердца холодные

Житель Средней Ахтубы восьмилетний Гриша Синицын, в отличие от своих сверстников, не особенно рад лету. Бегать по лесной тропинке или по горячему песку, ходить на речку, ездить в город на аттракционы – это не для него. Приглашение отдохнуть в летнем лагере, прикрепленное к страничке его дневника, тоже окажется лишним. Последние дни учебного года, которые выдались слишком жаркими, он остался дома. Здесь, за плотными шторами ему и предстиоит провести почти все лето. За исключением прохладных дней.

Его мама рассказывает, что однажды Гриша проснулся в возбуждении, как после кошмара.

— Мне приснилось солнце! – С ужасом сообщил мальчик. – Оно было такое горячее!

На рисунке, который рисовал Гриша в этот раз, не было солнца. Только дом, робот и большой заяц, который «не получился» и за это был нещадно зачеркан. Он любит рисовать. Особенно на больших листах, где много места. А в дневнике, где почти одни «пятерки» и «четверки», есть такая предупреждающая запись: «рисовал на уроке».

У Гриши – редкое генетическое заболевание. Диагноз звучит так: «эктродермальная дисплазия». У него нет потовых желез, зубов. Стоит ему перегреться, как моментально «подскакивает» температура. Сухую кожу приходится постоянно смазывать кремом, но все равно появляется сыпь, а на пятках – «трещинки». Этот «дефект природы» невозможно исправить: только научиться с ним жить. Строго соблюдать температурный режим. Врачи предупредили: если не выполнять правил, может пострадать головной мозг.

С тех пор мама старается изо всех сил, чтобы всегда контролировать его состояние. Один раз чуть с ума не сошла, когда Гриша после школы решил идти не домой, а на занятия по безопасности дорожного движения. Вообще-то она старается каждый день провожать встречать его из школы, нести портфель, и никогда не оставлять его одного дома. Поэтому и на работу устроилась сторожем. Очень хорошо помогают взрослые сын и дочь, а папы у них нет.

Мама заметила неладное, когда Грише всего лишь месяц был. У него неожиданно температура поднималась. Когда его купали, он как рыба в воде. Стоило только вытащить из ванночки, начинал капризничать, а кожица покрывалась суховатой «корочкой». На солнце он вообще сникал, как нежное растеньице. Сердцем чувствовала, что лечение, которое им врачи назначают: всякие антибиотики, уколы ему не подходят. Только в три года, когда нужно было выходить на работу, а мальчика в садик определять (там его отказались брать), поехали в специализированную клинику. Оттуда их к генетикам послали. Тогда и стало известно, что у Гриши наследственное заболевание по генетической линии.

— У старших детей и моих родных ничего подобного не было, – рассказывает мама, — но нам сказали, что это может через десять поколений проявляться.

После обследования им предложили: «Оформляйте инвалидность».

Может себя обслуживать

Гриша Синицын пробыл инвалидом три с половиной года. Потом неожиданно их поставили перед фактом, что теперь такая «привилегия» им не положена. Нет, он не вылечился: просто законы изменились. Раз он может за собой ухаживать, значит, не инвалид.

В больнице, на этой самой комиссии они не единственные в таком положении оказались. Девочку одну, у которой не было второй полноценной руки, тоже не признали инвалидом.

— Не знаю, что государство сэкономит на таких детях? – Вздыхает мама, поглядывая на Гришу, который, «пощелкав» телевизором, занялся игрушками.

У него нет дорогих игрушек, а компьютер, который стоит в другой комнате, уже давно безнадежно устарел. На нем можно только рисовать да в карты играть. Недавно врач-дерматолог выписал Грише мазь, которая, как оказалось, стоит около тысячи рублей. Пособие по инвалидности они получали небольшое, но все-таки хоть какое-то регулярное подспорье. Зарплата сторожа, как известно, небольшая. Хорошо, что мазь эту старший сын купил. Хорошо, что у них по-настоящему дружный «семейный клан». Рассчитывать на иную помощь не приходится.

— Допустим, что я его и без пособия прокормлю, – рассуждает мама, — но ему-то самому с инвалидностью было бы проще. Разве его можно приравнять к обычным детям?

На уроках физкультуры, например, Гриша просто присутствует. Тем не менее, учитель просто обязан поставить ему оценку. По каким критериям – непонятно. Не так давно мама написала письмо в областной комитет по здравоохранению. Просила пересмотреть их случай. Тем более что заболевание у них редкое. Возможно, по всей области таких, как Гриша – раз-два и обчелся. Некоторые врачи откровенно признавались, что с такой «ошибкой природы» первый раз сталкиваются. И сколько они ездили по больницам, ни разу не встречали таких, как Гриша.

В официальной бумаге, которая пришла из Комитета, сказано, что для повторного освидетельствования мальчик нуждается в консультации главного специалиста по челюстно-лицевой хирургии.

Почему именно у этого специалиста, Синицыны до сих пор не могут взять в толк. Как ни сложно жить без зубов, но все-таки это ни в какое сравнение не идет с их проблемами по поводу перегрева.

Однако, и эту возможность они не собираются упускать. Главная сложность в том, как довезти Гришу до больницы.

Не обижайте!

Мальчик пошел в школу в шесть лет, и достаточно быстро там «адаптировался». Он получает хорошие оценки, участвует в жизни класса, с удовольствием общается со своими друзьями. Своими любимыми предметами называет ИЗО, математику, чтение. Раньше он хотел стать пожарником, а потом — милиционером. В общем-то, он ведет себя и рассуждает как обычный восьмилетний мальчик, который верит в то, что жизнь – удивительное приключение. Любит читать. Его рекорд в этом году по технике чтения девяносто три слова в минуту. Это несмотря на трудность в произношении.

Ему делали несколько протезов зубов, но носить их оказалось невозможным. Имплантанты можно поставить только после восемнадцати лет. Отсутствие зубов, конечно же, заметно, но оно не делает лицо безобразным или некрасивым. К тому же у Гриши «живые» и такие смышленые глаза.

В последнее время он перегнал многих своих сверстников по росту и весу.

— Он вынужден мало двигаться, – дает свое объяснение мама.

— Не обижают его в школе?- Спросила я.

— По-всякому бывает…

Во время всего нашего разговора я не переставала удивляться терпению и самообладанию этой женщины и ее убеждению: то, что с ними произошло – не самое худшее. Слава богу, что Гриша здраво рассуждает, ходит, дышит. Он рядом – и все в порядке. Все остальное неважно: лишь бы ему было хорошо. Поэтому у него глаза живые, поэтому умеет радоваться жизни. У него есть то, что ни купишь ни за какие деньги: материнская любовь, в свете которой легко и свободно. Уж поверьте, что есть вполне здоровые дети, которые ощущают себя в жизни душевно больными. Они просто не знают, как это называется, но знают, как тоскливо сжимается сердце в ожидании родителей, которые не идут.

Только материнская любовь может согреть, и обнадежить, и вернуть веру, если потребуется. Не может только одного: защитить и уберечь от чужих насмешек и недобрых слов. Поэтому в следующих строках я обращаюсь к родителям прежде всего. Давайте учить наших детей милосердию и доброте, чтобы не могли обидеть слабого, крикнуть в спину обидное слово. Давайте будем терпимыми к тем, кто не такой, как все.

Если вырастет у нас такое поколение детей, кто знает, наверняка законы станут гуманнее. Наверняка, не стану «отбирать» инвалидность у тех, кто в ней нуждается. Особенно у детей. Как бы там ни было, а существует прямая зависимость: гуманное общество-гуманные законы.

Революционная бабушка

Есть только век между прошлым и будущим

В начале марта жительнице хутора Клетский Евдокии Степановне Бакумовой должно исполниться сто лет. Накануне мы побывали в гостях у нее и ее дочери Екатерины Павловны, которая ухаживает за старушкой.

«Дом престарелых»

В летней кухне, где им удобнее и топить меньше надо, они живут втроем: третий – муж дочери, инвалид. Дочери уже самой за семьдесят. Не так-то просто управляться по хозяйству да за двоими ухаживать. Хорошо, что дети помогают со стиркой, уборкой. Бабушка Евдокия всегда чисто и аккуратно одета. Одна из ее внучек, ступая на порог дома, иногда шутит:

— Привет дому престарелых!

В тот день, когда мы приехали, Евдокия Степановна в чистом халатике и чулках лежала на кровати, и иногда громко вздыхала. Бывают такие маленькие сухопарые старушки, которых щадит время. Так вот она из таких, которые к концу жизни весят как ребенок.

Пришлось распрощаться с надеждой, что столетняя бабушка что-то вспомнит и расскажет: оказалось, она не видит и не слышит. Екатерина Павловна кричала ей в самое ухо с заметным украинским или подобным ему акцентом:

— С району к вам приихали…

Однако, бабушка никак не реагировала на такое обстоятельство, и я предложила ее дочери:

— Ну, тогда вы о ней расскажите…

Рассказ получился немного сбивчивым. Все это время бабушка лежала, покорно сложив руки в морщинах. Я уже подумала, что она совсем не встает. Через некоторое время Евдокия Степановна поднялась. Оказалось, что она понемногу передвигается, сидит и самостоятельно ест.

— Ты кто?- Спрашивала она дочку, хватаясь за ее руки, платье.

— Цеж я: Катя.

Бабушка успокоилась и как будто обрадовалась, запричитав что-то свое про Катю. Только незрячие глаза оставались неподвижными и ничего не выражали.

Забрала война

Бабушка Евдокия из местных. В этих краях она родилась и жила, выходит, еще при царском режиме. Доля ей выпала несладкая, сиротская. Отец не пришел с первой германской, а мать умерла от тифа. В то время ей было десять лет, младшему брату Мишу – три года. Считай, что она ему мать заменила.

Сначала жили у дедушки, а потом нанимались в люди работать.

Екатерина Павловна помнит, как Мишу провожали в армию. Был он высокий, статный. Ей, пятилетней девчонке, по крайней мере, так казалось. В тот памятный день он бросал ребятишкам орехи горстями. Больше они его не видели никогда.

До войны Евдокия вышла замуж и родила пятерых детей. Когда муж уходил на фронт, была шестым беременна. Сыночек Вася родился в 1941 году.

— Голодали мы очень, – вспоминает Екатерина Павловна,- но мама никого не бросила. После войны ее наградили за работу. Она ведь знаете, какая была: наравне с мужиками лес резала…

Во время войны, и когда бомбили левый берег, все многочисленное семейство не покидало насиженного места. Ребятишки добывали съестное и пасли скотину. Екатерина Павловна до сих пор помнит, как однажды они стали свидетелями воздушного боя. Они пытались буквально вжаться в землю, когда падали бомбы и свистели осколки. Один самолет задымился и стал падать. Ребята бегом побежали к месту падения. «Подстегивало» не только и не столько любопытство: а вдруг в самолете окажется что-нибудь из еды?

В кабине они увидели обгоревший труп летчика, который так и не выпустил из рук штурвал. Когда подошли поближе, кто-то увидел на крыле завалившегося самолета крест и закричал:

— Это немецкий! Немецкий!

Детвора бросилась врассыпную. На них даже поверженный самолет наводил ужас. Он до сих пор остался в душе.

Не случайно бабушке Евдокии, которая лет шесть живет в полной темноте и тишине, до сих пор нет покоя. Она порывается то корову идти выгонять (коровы у них давно уже нет), то еще что-нибудь делать. Она всю жизнь в работе. Столько сил и усилий потрачено, что остается только удивляться: откуда они брались в этом теперь иссохшем теле?

Первая германская война забрала у нее отца, а вторая – мужа. Брат Миша погиб на финской. У нее на роду было написано: работать за себя и них, которые не вернулись. Надо было «поднимать» шестерых детей.

Как раньше со всякими трудностями и лишениями, теперь бабушка Евдокия со старостью «борется».

— Что со мной случилось, не пойму. Ноги не слушаются, — не так давно жаловалась она Кате.

Их достаток

Евдокия Степановна работала в колхозе. Это сейчас по старости ей хорошую пенсию назначили, а когда «колхозную» получала, по минимуму.

На это она никогда не жаловалась, наоборот говорила:

— Как хорошо: пенсии на хлеб хватает, и даже еще остается.

Для них, переживший голод, так: если хлеба вдоволь – это достаток в доме.

Недавно Екатерина Павловна на рынке конфеты покупала.

— Кому много так берешь? – Спрашивала продавщица.

— Мы их в детстве не ели, так хоть сейчас наедимся вдоволь, – отвечала она.

По поводу еды столетняя бабушка не «капризничает». Помаленьку ест все, что ей предложат: кашу, сосиски, молоко.

Таблеток никаких не принимает: разве что слабительные. Лет двадцать назад она перенесла операцию: грыжу ей вырезали. Зрение пытались сохранить, но бесполезно. Раньше она видела очертания и силуэты, а теперь – неизвестно. Конечно, если бы она хоть немного видела и слышала, то бабушка так не «чудила» бы. Ведь по сути дела теперь она живет в своем замкнутом мире. Кто знает, какие картины прошлого проносятся перед ней, какие встают образы. Полная слепота и глухота хоть кого сведет с ума.

Иногда она спрашивает, что сейчас на дворе: зима или лето? Когда с Ульяновска приехал сын Вася, она его не узнала.

Теперь уже не все ее дети остались в живых: умерли сын и дочь.

Екатерине Павловне сказали, что нужно бы бабушку свозить в больницу, но она воспротивилась. Это ведь нужно ее на носилках тащить. А вдруг она подумает, что ее в могилу несут?

По поводу столетнего юбилея, дочь уже планы строит: торт куплю, сестры придут. Подарки их маме теперь ни к чему. Главный подарок – забота и внимание.

Односельчане с уважением относятся к Екатерине, которая столько лет заботится о матери.

— Тебе за это господь век продлит, – один раз сказал кто-то.

— Лучше не надо, – запротестовала она.

Сказочки для Никиты

Пришелец

Никита не любил игрушки: только «дельные» вещи. Он мог, например, целый день таскаться со старым фотоаппаратом, каким-нибудь разваленным фонариком, засушенной стрекозой или прутиком, который принес из леса. Коробки, листики, фантики, яркие упаковки – все это ему было безумно жалко выкидывать. Свое «богатство» он складировал под кроватью вместе с игрушками. В отдельном чемоданчике у него хранилось «оружие»: вернее то, что от него осталось. В другом – машинки и солдатики: раненые вместе с боеспособными. Иногда под кроватью накапливалось столько всего… И тогда мне приходилось «запускать лапу»: вытаскивать и отсортировывать. На вопрос «тебе это надо?» Никитка отвечал одно и то же: «надо!»

Кажется, была среда или четверг. Возле кровати «выросла» целая гора «мусора с моей точки зрения», а ящики и коробки с игрушками стояли рядом. В самом уголке я заметила еще одну: серую такую, картонную – ничего примечательного.

«Наверное, там какие-нибудь обломки от мобильников или склад гусиных перьев, ракушек, булыжников – все что угодно может быть», — подумала я.

Коробка открылась как будто сама: стоило прикоснуться к крышке. Со дня на меня глянули два блестящих глаза.

— Никита!- В ужасе закричала я. – Иди-ка сюда.

За моей спиной послышалось мерное сопение.

— Это кто?

Никита посопел еще для порядка, потом потянул коробку к себе.

— Он мой?

— Ну, я не знаю…

— Он же под моей кроватью завелся – значит, мой.

— Подожди. Надо еще проверить: может, он грязный, или блохи. А может… он кусается?

Крышка сама собой оказалась в моих руках, а потом на коробке. Когда я приподняла ее через несколько мгновений, в коробке ничего не было.

— Ну вот!- Возмутился Никита, — упустили пришельца.

— Почему пришелец?

— Ну, он же пришел к нам откуда-то – значит, пришелец… А давай ему миску с молоком поставим под кроватью. Есть захочет- придет.

— Ну да, только мисок с молоком и пришельцев под твоей кроватью не хватало…

Из детской я выходила с опаской: мне казалось, что в любой момент из-под дивана или любого угла может выскочить пришелец.

Уши-лопоуши

За окном лаяла соседская собака, и светили звезды. Детские передачи по телевизору закончились – это значит, что Никитке пора спать. Дурную привычку есть перед сном, он компенсирует всеми остальными: чистит зубы, убирает игрушки, умывается. Правда он тянет время, и из-за этого вечер становится безразмерным и сильно натянутым. Но заканчивается он хорошо: чтением книги.


Кажется, в тот раз мы читали «Волшебника изумрудного города» или «Алладина», как вдруг в самом интересном месте раздался странный звук. Из-под кровати. Кажется, из угла, где стояла картонная коробка, которую мы засунули порожняком обратно.

Представьте себе звук пикирующего бомбардировщика и переливы нескольких колокольчиков, и легкий скрежет колеса телеги, и еще сверчок за печкой. Это было что-то среднее, переливчатое и приглушенное.

У Никитки слегка округлились и заблестели глаза, и он стал медленно сползать под кровать.

— А вдруг укусит! – предупредила я.

— Да он не кусается! Он поет!

— Это он сейчас не кусается…

Никитка взял фонарик, и мы оба засунули головы под кровать. Было видно, что из картонной коробки свешиваются какие-то платочки. Как только мы завозились и «зашикали» друг на друга, звук пропал, а платочки засунулись внутрь.

Я вытащила коробку на середины комнаты, но не решалась ее открывать.

— Давай, лучше еще почитаем, а потом посмотрим, – предложила я.

— Давай!

Как только мы добрались до середины очередной главы, звук опять «включился». Более того, краешек приоткрылся, и оттуда высунулось огромное мягкое ухо, похожее на крыло, или крыло, похожее на ухо.

Я продолжала читать, а Никитка осторожно приподнял крышку. В следующее мгновенье уши пришли в движение, запорхали, как крылья бабочки, и странное невиданное существо устроилось на потолке прямо над моей головой. Теперь оно потихоньку мурлыкало и жмурило глаза на картинку. Надо сказать, вполне человеческие, разумные глаза. Наверное, ему понравилась сказка.

— Цыпа-цыпа, кис-кис, гули-гули, – позвал Никитка и встал на кровати во весь свой полный незначительный рост.

Существо шумно вздохнуло, сделало круг под потолком, потом прошлось по полу (оказывается, длинные уши могут служить и ногами) и преспокойно протиснулось в коробку, плотно закрыв за собой крышку.

— Ну, все, – сказала я, — значит, пора спать. Видишь, Пришелец хочет отдохнуть в своей коробке.

Никитка согласился, подсунул под ухо одеяло и разрешил мне выключить свет. Не знаю, что происходило в его комнате этой ночью, но мне казалось, что я слышу мурлыканье и хлопанье крыльев.

Кузин друг или враг?

Как выясенилось, странности казались не только мне. Ранним утром кот Кузя столкнулся с очевидным-невероятным. С утра он решил попоить воды, и направился в ванную, дверь которой обычно ловко открывал своим носом. По мере приближения к двери, он все сильнее и сильнее приседал на своих лапах. Видно было, как у него ходят лопатки под шкурой, а хвост он держал параллельно полу. Через щелку было видно, как по ту сторону мелькнула какая-то тень.


-Наверное, мышь, – подумала я.

Мы с Кузей приготовились. Резким движением я толкнула дверь, которая, отскочив от косяка, чуть не стукнула мне в лоб. Вместе с Кузей мы стояли уставившись в одну точку: сверху на рамке зеркала сидел пришелец. Кузя занервничал: он становился на задние лапы, жалобно и призывно мяукал и маячил хвостом. У него так бывало, когда вдруг заметит на верхней ветке воробья. Понимает Кузя, что у него лапы коротки, а воробья ну очень хочется.

Пришелец, наоборот, не обращал на кота никакого внимания. Его крылья-уши влажно блестели, а несколько волосков на морде были аккуратно причесаны.

«Может, он разумный, – подумала я, – речь нашу понимает. Только не говорит почему-то. А чем, интересно, его кормить?»

По поводу кормежки Никитка решил просто:

— Конфетами.

— Почему конфетами-то?

-А кто от них откажется?

— Да уж, от такой «диеты» у него только зубы испортятся, но уши в трубочку свернутся.

Пока мы рассуждали, как за ним ухаживать и чем кормить, Пришелец исчез. Никитка ждал и искал его целый день. Он без конца вытаскивал и открывал картонную коробку, но она оказывалась пустой.

— Ну, пожалуйста, Приша, появись. Я тебе отдам всех солдатиков и робота. Он ходит – надо только батарейку новую вставить, — уговаривал он коробку.

За этим занятием и застал его вернувшийся с работы папа. Никитка даже не спросил его «что принес?». Поэтому папа ужасно удивился и спросил у меня:

— Что это с ним? Не заболел?

— Да нет. Это он пришельца вызывает.

— Кого?

— Пришельца. Маленького такого, с большими ушами.

-Чебурашку что ли?

— Причем здесь Чебурашка? – возмутилась я.

— А при том, что вам телевизор надо меньше смотреть. Тогда и пришельцы не будут появляться, — в свою очередь возмутился папа.

Вечером история повторилась. Мы опять читали, и на второй странице Приша «вынырнул» откуда-то из тумбочки. Он опять свистел, шелестел и присвистывал – пел по-своему. А может, даже танцевал на потолке, если всякие «фигуры» на потолке можно назвать танцем. Мы не могли удержаться от смеха. Под конец случилось и вовсе невероятное: Приша плюхнулся на колени Никитке и разрешил себя погладить. Он почти ничего не весил, будто состоял из тончайшего материала: голова и два уха, которые одновременно служили крыльями, ногами, руками. При сильном ветре он мог улететь под ними, как под парусами.

Дно серой коробки мы застили мягкой фланелевой тряпочкой, и положили Пришу туда. Никитка ни за что не хотел убирать коробку с кровати.

Наш папа, который все это видел, заявил, что это какое-то мутирующее существо. Возможно, доселе невиданная моль. Слишком много лишнего «мусора» в доме – вот оно и завелось. Так всегда получается.


Какие сказки любит Приша

Мне показалось, Что Никитка и Приша научились разговаривать. Один раз, например, я подслушала такой «диалог»:

— Приша, ты играть любишь?

— Я – тоже. Давай в казаков- разбойников?

— Ну, тогда в морской бой…

— Ну да, ты писать не умеешь… Это ничего. Я тоже плохо еще пишу. Мы с тобой вместе на следующий год в школу пойдем. Посажу тебя в портфель, ты уши свои свесишь и слушать будешь.

Проша что-то согласно прощелкал.

— Тогда давай лучше мультики смотреть.

Для Никитки мультики – это «наркотик». Он может смотреть их и час и два, под конец расплываясь на диване, как амеба.

Почему-то телевизионные дяди и тети считают, что шестилеткам, типа нашего Никиты, надо смотреть «войнушки» и «стрелялки». Вот он их и смотрит.

В тот раз шли какие-то звездные войны. Существа устрашающего вида и люди в скафандрах воевали между собой. Зеленые монстры лопались на экране, оставляя зеленые лужи.

Сначала Приша смотрел на экран удивленными глазами. Потом закрыл их ушами и сжался в тонкий стебелечек. Потом что-то внутри его невесомого тельца «взорвалось». Он стал метаться из окна в угол с душераздирающим криком.

— Быстрее выключи телевизор! – Закричала я.

В этот момент входная дверь открылась: пришла бабушка. Приша стрелой вылетел в дверь и раскрытое окно. Он будто бы «растворился» в небе. Мы с Никитой стояли и с ужасом смотрели ввысь.

—Что это у вас: летучие мыши завелись?- Спросила бабушка.

Нам с Никитой не хотелось ничего говорить. Ну а когда наступил вечер, я не выдержала:

— Он вернется. Прилетит послушать сказку.

Глаза у Никитки заблестели с надеждой.

— Приша – мой брат – предупредил Никитка. Потом спросил:

— А что такое брат?

Вечером нас ждало разочарование. Я прочитала две сказки, но Приши не было. Напрасно мы заглядывали под кровать и два раза открывали окно. Все было напрасным.

-Мне приснился сон! – С утра радостно заявил Никита. — Приша вернулся. Он просто улетал отдохнуть. И еще: он просил нас говорить потише, а то ему очень громко. И еще он мне улыбался.

Когда я готовила ужин, Никитка потянул меня за руку в свою комнату. В коробке на фланелевой тряпочке как самое премилое на свете существо сидел Приша. Мы с Никитой сели напротив него. Внезапно свет два раза мигнул и погас, раздался едва слышный щелчок.

— Я расскажу вам сказку, — немного писклявым негромким голосом сказал Приша.


Пришина Сказка

— Вы видели лунную дорожку? Это когда лунный свет падает на воду. А иногда он падает сверху «столбом». Внутри него кружатся мотыльки, ночные бабочки и пыльца, и все серебрится желтым светом. Я тоже кружился в лунном столбе и слушал музыку ночи. Это когда звезды разговаривают между собой и стрекочут кузнечики, и спят деревья. Нас было много: очень много. Если бы мы выстроились в ряд, то могли достать бы до луны Мы жили в лунном свете. Водили по ночам хороводы и разговаривали между собой. Не так, как люди разговаривают. Для этого нам не нужно издавать звуков. Днем мы становились совершенно прозрачными, и поэтому нас никто не видел. Мы были счастливы и думали, что так будет вечно. Ведь луна появляется на небе каждый день.

Но однажды случилось вот что: со всех сторон к лунному столбу стали приближаться черные тени. Они «вынурнули» откуда-то из-под земли во время лунного затемнения. Они становились все больше и больше. Потом они стали «пожирать» ночные тени и лунный свет и все, что в него попадало. Мы пытались ускользнуть вверх. Я мчался наверх к самой луне и, оглядываясь на землю, видел лишь сплошную темноту. Это был час тьмы. Я очень устал: ведь мы не приспособлены для того, чтобы летать в космическом пространстве. Я ослабел и начал падать вниз. Не знаю, сколько времени прошло, но я очнулся при дневном, а не лунном свете и увидел перед собой человека. О ужас! Мое тело было не прозрачным. Поэтому он увидел и подобрал меня.

Мне очень повезло: это был необыкновенно добрый и мудрый человек. Жил он в лесу с собакой Томми и другими животными, которых кормил. Сначала он принял меня за животное и тоже пытался кормить. Вообще-то мы питаемся лунной энергией. И еще у нас есть одна особенность: когда мы сопрткасаемся с каким-то существом, то становимся похожи на него. Постепенно я стал похож на того человека. Научился ходить, говорить и даже читать. Но больше всего на свете я люблю сказки: добрые, со счастливым концом. У них такой сладковатый вкус, и воздух вокруг становится немного розовым. Однажды я пролетал мимо вашего окна и почувствовал сказку. Потом я каждый день стал прилетать. Я знал: сказка начинается, когда едва-едва всходит луна.

— А что стало с тем человеком?- Спросила я.

Приша шумно вздохнул и опустил голову:

— Люди живут так мало… Он умер от старости. По вашему человеческому исчислению ему было около ста лет.

— Значит, теперь у тебя нет хозяина? – Встрял Никитка.

-Хозяина?- Удивился Приша. – Хозяин это у домашних животных, а я — совсем другое.

-Кто же ты?

— Теперь я уже не знаю. Когда мы дружили с Томми, у меня даже отросли усы и стали появляться когти.

-А как тебя называл тот человек?

— Он называл меня Лунный свет.

— А можно мы будем звать тебя Приша?

— Ну, если вам так хочется…

В это вечер в детской еще долго горел свет. Никитка уговаривал Пришу остаться с нами. Чего он только не «наплел»: что скоро сам будет ему читать сказки и научит его играть в компьютер и заставить Кузю дружить с ним. Это ничего, если у Приши вырастут когти и шерсть. Он, Никитка, любит всех: и папу, и маму, и Кузю, и Пришу, если даже они сердятся.

Меняется распорядок

Раньше Никитка любил с утра долго валяться в постели. Теперь он вставал чуть свет и первым делом вытаскивал заветную коробку. Другое дело, что Приша не всегда там обнаруживался. Он-то никогда не спал. Однажды утром он напугал меня до смерти, повиснув вниз ушам на дереве возле дома. Я подняла голову – и прямо перед собой увидела глаза. Причем до ужаса похожие на Никиткины. Это по их поводу я говорила: «Нет, ну вы посмотрите: зачем мальчишке такие голубые глаза с длинными черными ресницами?» Теперь они взирали на меня с ветки. Такие умилительно- прелестные. Хоть сейчас бантик на голову –и на конкурс красоты.

Пока я собиралась с мыслями, сзади раздался Никиткин голос:

-Приша, ко мне!

Раньше Никитка все время просил у нас собаку. В последнее время и дня не проходило, чтобы он не вспоминал об этом. Теперь воображаемая собака отошла на второй план: у него был Приша. И друг, и собака, и пришелец в одном лице. Несмотря на странности, это была дружба. Приша отлучался все реже и ненадолго.

— Куда ты летаешь?- Спросил его Никитка

— Ищу своих братьев.

— А где они?

— Не знаю. Один раз, когда пролетал над морем, мне показалось, что я увидел брата в лунном свете.

— А потом?

— Потом он исчез. Как будто нырнул в воду

— Приша, – оживился Никитка, – а ты можешь под водой жить?

Не знаю…

В то время, когда я спокойно резала свеклу для борща на кухне, в ванной комнате кто-то очень шумно плескался и вскрикивал. Забыв бросить нож, я «подлетела» к двери. Перед тазиком с водой стоял Никитка и Пришей в руке. С них обоих стекала и капала вода.

— Что-то не получается, — сказал Никитка, вытирая ладошкой лицо.

_ Что не получается?

Да вот мы с Пришей хотели узнать, может ли он жить под водой. А он… не тонет.

— Зачем под водой? – удивилась я, – он же не рыба. Хотя может быть… Давайте еще раз попробуем.

Действительно, вода не хотела принимать Пришу. Он всплывал как поплавок, щурился и отплевывался. Когда мы делали последнюю попытку, дверь ванной комнаты неожиданно приотворилась. Оказывается, ее Кузя открыл. Не обнаружив на положенном месте в миске воду, которую мы пролили, он поднял не меня зеленющие глаза и сказал «мяу». Конечно, я тут же наполнила миску.

Полюбовавшись, как он жадно глотает воду, я сказала:

— Надо же какой сообразительный! Знает, как просить надо.

— А вы слышали, что он подумал? – Совершенно серьезно спросил меня Приша, которого Никитка держал в полотенце.

— А что?

— Он подумал: надо же, какая хозяйка сообразительная. Знает, что я пить хочу.

На кухню я вернулась в полнейшем удивлении. Оказывается, Приша мысли умеет читать. Интересно, только животных, или людей – тоже.

Радуга в оболочке

Никитка раздобыл крышечку с «кругляшкой» — и с утра пускал мыльные пузыри, которые пахли моим шампунем от перхоти. Он сидел на балкончике, свесив ноги вниз и дул в «кругляшку». Пузыри гроздьями слетали в огород, отливали всеми цветами радуги и лопались. Некоторые долетали до земли, опускаясь на зеленые листья помидор.

«Теперь у наших помидор не будет перхоти», – подумала я, и поспешила заняться своими делами, пока никто не мешает.

Через некоторое время Никитка смеялся взахлеб. Я выглянула в окно и увидела, что он уже с Пришей. Когда вылетали пузыри, Приша летел вместе с ними. Причем он раздувался так, что сам становился похож на огромный мыльный пузырь, только с глазами. Пузыри лопались – и он тоже «лопался», «сдувался» как лопнувший воздушный шарик. Потом ему это надоело, и Приша попросил у Никитки стаканчик с разведенным шампунем.

Я никогда не видела такого большого пузыря. Пока он дул, пузырь становился то белым, то ярко-желтым, то багровым. Он едва не задевал перила балкона, а Приша не прекращал. Потом он встряхнул ушами — пузырь оторвался и медленно полетел в небо. Дунул ветер – и он закружился, как будто затанцевал вальс, стремительно улетая от нас. Мы смотрели вдаль как завороженные.

— Как у тебя так получилось?- Восторгался Никитка.

— Ничего особенного. Ты же сам мне дал трубочку, — Приша висел на перилах балкона как летучая мышь: вниз головой.

— Ну у меня же так не получается,- возмутился Никитка.

Приша перевернулся в нормальное положение.

— Надо просто вдохнуть в пузырь душу. Я закрыл глаза и думал о большом теплом солнце. Представил, как оно опускается в море под вечер. У того пузыря – душа солнца.

— Я понял! Понял!- Обрадовался Никитка.

Он стал ужасно серьезным, когда взял в руки стаканчик и стал сосредоточенно дуть на «кругляшку», закрыв глаза. Сначала у него вообще никакой пузырь не получался. Потом «выдулась» какая-то гроздь: один буквально «сидел» на другом. «Гроздь», отлетев на несколько метров, буквально рухнула вниз, щедро обрызгав помидоры.

— Ну, и о чем же ты думал? – Спросила я, глядя вниз.

— О папе.

— Давай лучше ты! – Предложил Никитка Прише.

В этот раз пузырь у него получился меньше, но очень ярким. Он как будто светился внутри. Пузырь полетел в небо, и прямо над макушкой дерева «рассыпался» на тысячу брызг. Все они засверкали на солнце разными оттенками зеленого, желтого, красного, синего. Это была рассыпавшаяся радуга. Потом мы еще наблюдали, как в воздухе поблескивали и гасли разноцветные «кусочки» — огоньки.

— Такая яркая, – изумленно выдохнул Никитка, — оказывается, у радуги такая яркая душа.

Миллионы всяких роз

Ни для кого не секрет, что сейчасбольше всего того, что называется сельскохозяйственной продукцией, производитсяв личных приусадебных хозяйствах. Собственное подворье -основа всего населе.И очень часто мини -фермы и овощные плантации на своих сотках заводят не по желанию,а надобности:коллективное хозяйство «развалилось», а фермерство не всем по плечу. К такой вот «расколлективизации» мы пришли. В своем хозяйстве ты и директор, и агроном, и рабочий, и продавец. Хлопот не оберешься. Особенно если хозяйство это крупное. Владельцы огородных, балаганных«плантаций»сетуют: в совхозе было проще…

Миллионы всяких роз

Расцвели уРозы Константиновны Ивушкиной – жительницы хутора Закутский Среднеахтубинского района.В этом году из-за затяжной весны немного позже, чем обычно: в середине апреля. Вбалагане, занимающем восемь соток, до самого последнего времени приходилосьтопить печи. Розы – цветы нежные, не терпят большого перепада температур: днем солнце нагревает, как в «парной»,а ночью…

Ночью хозяйке приходится несколько раз вставать, подбрасывать уголь. По секрету она призналась: самое большое желание – выспаться.

Вряд ли это удастся в ближайшее время. Весной работы хоть отбавляй. Участок Ивушкиных – это тридцать пять соток земли. Помимо роз, РозаКонстантиновна выращивает деревья и саженцы. Она – бывший агроном совхоза «Краснослободский».

В общем-то, этим все сказано. Теперь вся совхозная специфика – в ее саду и огороде.

Здесьдеревья, цветы сортовые. Есть редкие для наших мест, уникальные. Они, между прочим, пользуются спросомубогатеньких дачников, падких на всякую «экзотику». Не так уж мало любителей, готовых заплатить за какой-нибудь «корешок» немалые деньги. Но у Розы Константиновны есть и такие, которые не продаются.

Вот тут черныйтюльпан, здесь туя, ромашка голландская, кустовой шиповник, – проводитхозяйка «экскурсию» по своему участку.

Посмотреть есть что. На несколько минут мы задерживаем у бассейна, где пока немного воды. Оказывается, в нем даже рыба обитает. Тольконе видно ее: вода мутноватая, бассейн пока не чистили.

Идеяустроить его возникла сама собой. Когда Ивушкины купили этот участок пятнадцать лет назад, он на задах буквально «уходил» в балку. Емкость под бассейн вырыли, чтобы было чем засыпать. И то этой земли оказалось мало…

Наместе бывшей балки посадили сад: деревья на полукарликовом подвое. Роза Константиновна считает, что они – самые перспективные и удобные: легко собирать урожай, ухаживать, обрезать почти не надо. В прошлом году с них собрали, в общей сложности, около трех тонн урожая. Получается, по сто пятьдесят килограмм с одного древа. Садоводы знают, что это неплохой результат. Яблоками, грушами всех родных и знакомых снабдили, ну а они, в свою очередь, стараются Розе Константиновне помочь по мере возможности. Вот и теперь племянница приходит. В ближайшее время нужно вытащить из подвала ящики с саженцами зимней прививки, высадить их в грунт. Как только розы расцвели, – началась срезка. Каждый день в шесть часов утра. Цветы ставят в ведра и спускают в подвал.Там они до тех пор, пока закупщики не приедут. Ранние розы востребованы. Их охотно покупают. До тех пор, пока не «подойдут»цветы в открытом грунте. Часто бывает, что в июле цена падает ниже некуда. Проще выкинуть или отдать кому- нибудь.

Труд наш неблагодарный, – сетует Роза Константиновна, – перекупщики на наших цветах и то больше зарабатывают, а ведь столько труда…

А сами торговать не пробовали? – Спросила я.

Нам некогда.

Мне показалось, что про «неблагодарный труд» – это хозяйка немного сгоряча. Иначе как объяснить, что про сорта разные и свои цветы рассказывает онас воодушевлением. Про то, как расцветает какой-нибудь первый цветок, – и все несколько раз в день приходят просто полюбоваться. Про то, как красиво становится, когда убирается пленка с балагана. Среди розовых кустов важно расхаживают курицы ияркие желтые комочки -цыплята. Или восторженно о новых столистковых розах: снизу белых, асверху цветных.

Если бы Роза Константиновна могла, тособрала бы на своем участке все экзотические растения. Пока же она может похвастаться помимо всего прочего японской айвой, двумя сортами жасмина, можжевельником, черным абрикосом, вьющейся малиной, сортовыми ирисами, барбарисом, вьющимися розами, которые цветут все лето,лилиями. Не все даже знают, что есть такие. В последнее время лилии ей больше всего нравятся: крупные, нежные, со словно бы точеными лепестками. Своими ценными«экспонатами» у цветоводов принято обмениваться или дарить.

Я и сама люблю дарить, – признаетсяхозяйка, -это же у человека память остается на много лет. Я, например,свои подаренные деревцаназываюименем, кто подарил: Юра, Лида…

В свое время окончившая Мичуринскую академию и столько лет проработавшая цветоводом, Роза Константиновна в последнее время поверила в некоторую «мистику» вокруг цветов. Во-первых, не каждый цветок всем подходит: у кого-то он цветет буйным цветом, а у кого-то чахнет. Во-вторых, цветы все чувствуют.

Я в последнее время разговаривать с ними начала, – призналась она.

Конечно, любителей-цветоводов,с удовольствием разбивающих клумбына своем участке, вокруг нас не так уж мало.Розы Константиновна – особый случай:здесь и призвание,и профессия, и коммерческий интерес.Деньги нужны, чтобы оплачивать учебу сына в институте. Да и сбережения на старость неплохо было бы сделать. При нынешнем положении дел владельцы личных подворий налогов не платят, и в пенсионный фонд – тоже. Так что по достиженииопределенного возраста государство им минимальный размер пенсии определит, который пока не соответствует прожиточному минимуму. Глава администрациифрунзенского сельсовета В.А. Чигарев считает, чтообложить частников налогом – это вызвать всеобщее недовольство. Даже сейчас некоторые хозяева предпочитают хранить в тайне, сколько коров да бычков на подворье,соток под балаганом.Появится закон о налогах, – еще тщательнее начнут скрывать, а может, и сокращать хозяйство станут. Не от хорошей жизни. Результаты труда на своем подворье непредсказуемы: один год получишь хороший урожай, а другой – нет. А если и хороший, то это еще не дает гарантию, что выгодно продать удастся.Перекупщики, поднаторевшие в этом деле, действительно иногда больше зарабатывают. В одном только можно быть уверенным:на земле худо-бедно прокормиться можно. Если, конечно, не сидеть, сложа руки.

Роза Константиновна призналась, что она о пенсии не думает. Да еще пошутила по этому поводу: мол, до этой поры не доживет. Столь грустную шутку можно «списать» разве что на сумасшедшую весеннюю пору, когда дел невпроворот. Кстатиговоря, на площадке рядом с бассейном Ивушкины собираются устроитьместо для отдыха, баньку поставить. Высокие березы у забора будут шелестеть кронами,в пруде – плескаться рыбки, а ветерразносить запах цветов. Не жизнь, а идиллия. Так может показаться всякому, кто не знает, сколько труда здесь вложено в каждый цветок и деревце.

Сердце. которого хватит на всех

За зеленым «забором»

Дом Юлия Павловича Попова окружен пятиэтажками и деревьями, скрывающими от посторонних глаз. В микрорайоне он как «островок» прошлой жизни. Одно время поговаривали о том, что и на этом месте скоро построят высотный дом. Не успели. Грянула перестройка, и дома перестали возводить вообще.

Юлий Павлович не жалеет: ему на земле хорошо. Жаль, что электрики срубили клены возле забора. Они были что-то вроде «зеленого щита». Теперь видно с балконов и окон пятиэтажек, как он «копошится» на участке, пыль с дороги летит. Утешает, что остались во дворе высокие плодовые деревья. Одна яблоня растет со времени, когда Поповы только еще переехали в этот дом: с шестидесятых годов. Этой осенью на верхних ветках как фонарики красуются яблоки. Хороший сорт: хоть и некрупные, но сочные, сладкие, и храниться могут долго. Упавшие яблоки хозяин складывает снаружи на подоконниках, крылечке. Получается дом, словно бы в украшениях.

Сейчас он, пожалуй, слишком просторный для одного человека, а когда-то был в самый раз. Одно время отец Юлия Павловича работал директором опытной станции ВИР, мать – научным сотрудником. Потом по хрущевскому призыву поднимать колхозы отец стал председателем колхоза «Победа».

В пятидесятые годы люди жили бедновато. К тому же очень долго и болезненно переживали последствия одной из самых разрушительных в истории человечества войны. Когда Юлий уже немного освоился в стройцехе, к ним в артель приняли парня из Белоруссии. На родине у него погибли все родные. Ну и крепкий же он был, этот белорус: играючи взваливал на плечо бревно. Работал как вол, а денег больших не получал. Одевался кое-как, в старое да заплатанное. Зима была «на носу», а у него шапки нет. Директор станции Александр Яковлевич один раз увидел, как тот тешет бревна с непокрытой головой: снег падал на волосы и таял, ручейками стекал по лицу. Поразмыслив, директор снял меховую шапку и нахлобучил на голову плотника.

—Чтобы я тебя больше без шапки не видел!

Юлий и все, кто были рядом, «застыли» от изумления. Они, и особенно плотник, случай этот запомнили на всю жизнь.

Еще Юлий иногда заходил в гости в одну семью, в которой погиб единственный сын. Ушел на фронт прямо со школьной скамьи. И буквально в первые месяцы войны пришла «похоронка». В гостиной висел его портрет: по-юношески миловидное, открытое лицо. Юлий чувствовал, что в этом доме к нему относились особенно, как к сыну. Хозяйка обязательно усаживала его за стол, отрезала самый лакомый кусочек и садилась напротив, подперев голову руками. Казалось, что в этот момент она смотрит сквозь лицо гостя куда-то в прошлое иди будущее, которого не было.

Остановись, мгновенье !

Год заканчивался. Еще один суматошный и такой короткий год. Почему-то чем больше лет за плечами, тем быстрее они проносятся, как будто время обладает способностью сжиматься. Когда оставалось несколько часов до нового года, Юлий Павлович взял фотоаппарат и пошел к Волге. Было не слишком холодно. Волга еще не скована льдом, а над остывшей водой плыли тучи. Снизу они озарялись заходящим солнцем. Цвета и краски необыкновенные, но больше всего выделялось сочетание темно-синего и светлого. Казалось, что здесь, на закате борются между собой темные и светлые силы. Извечный бой на небесной арене. Несколько минут он стоял потрясенный. Величием, символичностью, тайным смыслом. Небом в лучах заходящего солнца можно любоваться без конца. Так он и стоял, не чувствуя ветра, который рвал одежду, трепал бороду. Потом навел и щелкнул фотоаппаратом. Эту памятную фотографию Юлий Павлович назвал так: «прощай, двадцатый век».

Для него двадцатый век – с запахом пороха, днем победы, который не повторится, нынешним поколением «тусовщиков тонконогих» и жалостью к погибающей красоте. Можно сказать, что век его жизни. А мальчишек он учит тому, что пережил и умеет сам. Одного из них, Алексея, присмотревшись, стал брать в лес и на Волгу, фотоаппарат в руки давать. Увидел, что парень не просто так в окошко объектива смотрит, а видит что-то такое…Умеет душу вложить.

Сам-то он фотографией занялся в зрелом возрасте. Один уважаемый человек, зная о его пристрастии к лесным прогулкам на велосипеде, попросил сделать несколько иллюстраций к книге о пойме. Потом иллюстрации уже были не нужны, а он продолжал снимать. Очень уж захватывающим оказалось это дело. Дошло до того, что в областном краеведческом музее прошла его выставка работ в соавторстве с тем самым человеком. В музее Юлия Павловича встретили тепло. Сказали, что сейчас такие фотографии, как у него – редкость. В них душа чувствуется, живая красота.

А сейчас за эту красоту у Юлия Павловича душа болит. За то, что мусор в лесу, что срубают огромные, еще не отжившие свой век деревья. Они-то уж точно никому на голову не падают. Растут себе, шумят зелеными «гривами», кислород дают.

— Это же наши «легкие» и Волгограда, — с жаром доказывал Юлий Павлович, — мы и так живем «зажаты» между крупных городов, вдыхаем вредные выбросы.

В тот раз он принес в редакцию стихотворение, посвященное девятому мая. Рассказывал, что раз десять его переписывал. И даже ночью вставал. Стихи, как и многое другое, приходят к нему сами собой, по наваждению. Они как мощный сгусток энергии, вдохновение. А потом могут потянуть за собой другие творческие озарения. Я, например, очень удивилась, когда узнала, что Юлий Павлович имеет патенты на ряд изобретений.

Там, где сердце

Дядя Юля, а почему ты мне одну зубную пасту купил?

Женька смотрит без обиды, с озорством.

Да зачем тебе больше – то?

А мазать?

Дядя Юля улыбается себе в усы, а возле глаз лучиками расползаются морщинки. Смышленый он, этот Женька, забавный. Нежданно – негаданно ворвался в жизнь Юлия Павловича. Сначала вместе с другими пацанами прибегал к нему в мастерскую. Дело обычное: он привык, чтобы возле него мальчишки крутились. С ними веселей, да и помощь какая – никакая. А они будто чувствуют, что Юлию Павловичу только в радость. Он и пошутит с ними, и книжку расскажет. А тут вдруг за Женькой Юлий Павлович стал замечать что-то не то: тихий какой-то стал, задумчивый, чумазый. Одежда на нем грязная, словно прокопченная.

Возле леса стоял шалаш, возле него – костер. Здесь, как точно знал Юлий Павлович, собирались подростки, у которых дома было неладно. А у некоторых и не было дома как такового. Одним словом, отверженные, или неблагополучные, как говорится на чиновничьем языке. Совсем еще ребятишки, а уже «нахлебались лиха».

У шалаша сидели несколько ребят, и среди них – Женька.

А ты чего тут? – Спросил Юлий Павлович.

А меня из дома выгнали…

С надрывом сказал, с болью, которая не пережита еще, не залечена. От этого и еще от блеснувшей слезы в глазах у Женьки, сердце у Юлия Павловича «зашлось». Он и раньше знал, что в семье у Женьки неладно, что с мачехой они не ладят, но чтобы вот так выгнать парня как кутенка бездомного? Юлий Павлович проглотил комок в горле, спросил:

Пойдешь ко мне жить?

Женька поднял голову:

Пойду.

В этот вечер Юлий Павлович накормил голодного Женьку. Нагрел воды помыться, постелил ему на диване. Когда он чистый и сытый уже лежал в постели, спросил:

Дядя Юля, а почему Вы такой?

Какой?

Какое-то время мальчик не мог подобрать слова, которые казались в этот момент никчемными в сравнении с великодушием. Потом, наконец, сказал:

Вы мне заменили отца и мать.

Юлий Павлович не нашелся, что ответить. Как объяснить, что родителей все равно никто не заменит, что иногда человеческие отношения не поддаются никакому рациональному объяснению. Кто знает, может быт через несколько лет Женька забудет про этот вечер.

Проходил день за днем, а мальчик так и жил у Юлия Павловича. Утром вместе с ним отправлялся в мастерскую, вечером шли домой. Судя по всему, родители не искали пропажу. Тем не менее, однажды Юлий Павлович пошел в детскую комнату милиции и рассказал все, как есть.

Пусть мальчик придет сюда, — посоветовала инспектор.

Да вы что, — запротестовал Юлий Павлович, — разве он пойдет в милицию.

На следующий день инспектор сама пришла в мастерскую. С Женькой разговаривала наедине. Потом попросила Юлия Павловича:

Пусть он у вас еще поживет. Не пойдет он сейчас домой. А может, нам в лагерь его устроить?

Похлопотав, достали для Женьки путевку в лагерь. По этому случаю Юлий Павлович купил ему кое-какую одежду и зубную пасту, которую Женька пожелал в двойном эквиваленте. И навещать его регулярно приезжал. Это надо было видеть, как мальчик мчался стремглав ему навстречу, одаривая самой искренней на свете улыбкой. Юлий Павлович был в курсе всех лагерных новостей, включая подробности последних «потасовок». Все-таки кротким нравом Женька не отличался, чем не раз вызывал недовольство начальника лагеря.

А вы знаете, ваш Женя, — как-то раз начала она, нахмурив гладкий лоб.

А он не мой Женя, — поспешил объясниться Юлий Павлович.

После того, как было выяснено все, отношение к Юлию Павловичу стало особенно дружелюбное, а к Женьке – терпимое.

После лагеря Женька недолго жил у дяди Юли: его бабушка уговорила побыть у нее. Иногда забегал, как и другие мальчишки. Прошли годы. Он закончил школу. Отслужил в армии. Однажды Юлий Павлович встретил его случайно на улице. Женька, которого было не узнать, вел за руку маленькую девочку. Именно с ней Юлий Павлович разговаривал дольше чем с самими счастливым отцом. Было в этой крохе что-то отчаянно – трогательное. Как у Женьки в детстве. И глаза были похожи. Нет ничего на свете яснее и искренне детских глаз.

Уходит что-то важное

От Слободы до Репино часа три быстрой езды на велосипеде. А тут еще, как назло, ветер в лицо.

Ничего, — успокаивал своего спутника Юлий Павлович, — это сейчас ветер наш враг, а на обратной дороге он нашим помощником будет.

Время от времени на дороге попадались прохожие: в основном, грибники с полными ведрами и корзинами. Грибов много в этом году, сейчас вот «рядовка» пошла, или как еще называют «опята». Свернуть в лес Юлий Павлович решил на обратной дороге, а сейчас им нужно было в Репино по важному делу: найти егеря, который, возможно, знает фамилию деда Курналя. Был у нас такой уникальный человек: лошадь на скаку обгонит, легенды про него складывали. Юлий с отцом как-то раз лично с ним разговаривали, расспрашивали. Настолько сильным оказалось впечатление от знакомства, что даже сейчас, в семьдесят с «хвостиком» лет, Юлий Павлович мог в красках все описать (вообще-то у него удивительная эмоциональная память). Целый ворох исписанных листочков не день и не два дожидался своего часа, пылясь на столе. Одна загвоздка: не известны ни имя, ни фамилия героя повествования.

Когда Юлий Павлович с поразительной настойчивостью учинил розыск каких-нибудь свидетелей, оказалось, что все почти умерли. Теперь егерь был, можно сказать, единственным шансом узнать правду. Этот человек, уже с трудом передвигающийся, участник двух войн, помнил самого Курналя, но не знал, как его звали на самом деле. Сидя на скамейке перед домом, посетовал на нынешнюю тяжелую жизнь, на то, что стариков забыли. Юлий Павлович слушал – и как будто тяжелый камень ложился на сердце.

Обратный путь, действительно, был легче. Путники заехали на озеро Грязное. Стоя на берегу, дышали полной грудью и любовались. Листья на деревьях вызолотило по-разному: от лимонного до желто-красного. Столько оттенков и полутонов! Да еще солнце «играет»: бросает яркие блики, высвечивает нежные прожилки на листьях.

Из всех времен года больше всего люблю осень, — признается Юлий Павлович, — так же, как Пушкин.

На следующий день у него болели ноги. Еще бы: шесть часов крутить педали…Не каждый, кому за семьдесят, осилит такое путешествие. И все ради одной-единственной правды, ради истории.

Если бы я был умнее, то все записывал бы себе в тетрадь,- вздыхает теперь Юлий Павлович, сожалея об упущении.

Оказывается, люди уходят из жизни — и уносят с собой невосполнимое. История – и длинный, и короткий миг. Человек существует в одной отдельно взятой жизни и в вечности.

Почти таежный тупик

Накануне пошел дождь, — и Любовь Александровна встревожилась: только бы дорогу не «развезло». Иначе мальчишек в школу не доставишь. И еще подумалось, что нужно побыстрее с ремонтом заканчивать и переселяться жить в хутор. А дом «на точке» жалко оставлять. Место здесь благодатное: кругом лес, речка. Может быть, она все еще живет и ходит только потому, что здесь поселились. Природа лечит: и душу, и тело.

Каждая семья – это свой мир и своя история. У Пинских она необычная: одновременно трагичная и радостная. Поначалу мне о них было мало что известно: многодетная семья, с «тройняшками», живут в Репино. Оказалось, что не совсем так.

Да нет. У них дом «на точке», километрах в пяти от Репино. А сюда они мальчишек каждый день в школе привозят. В первый класс. – Пояснили мне в хуторе.

А не подскажете, как проехать? – наивно спросила я.

Вы сами дорогу не найдете. Это же по лесу. Потом еще речку вброд переходить.

Слава богу, что народ в Репино отзывчивый. Нашелся человек, который не пожалев времени, сел в редакционную машину. Спустя некоторое время, мы уже брели по колено в воде к дому на пригорке. Вода мне показалась довольно холодной. Первый вопрос, который я задала хозяйке, вышедшей навстречу:

И вы каждый день так ходите?

Да, – просто ответила она.

А дети как же?

На руках.

Рядом с Любовью Александровной стояла девочка. Светлые волосы, заплетенные в толстую косу, небесно-голубые глаза, нежные белые щечки, которые почему-то не тронул загар – ну просто маленькая красавица – белоснежка.

Настя, иди скажи мальчишкам, чтобы одевались, — попросила хозяйка девочку, которая не отходила от нас ни на шаг. Все семейство собиралось ехать на поминки дедушки.

Потом с изменившейся интонацией в голосе сообщила:

Настя у нас ребенок-инвалид. Долго в коме пролежала. Теперь вот отстает в умственном развитии.

Появление тройняшек для Любови Александровны и Олега Викторовича иначе, как подарком судьбы не назовешь. Они родились вопреки всему, когда их мама, считай, обрела вторую жизнь. Когда старшие дети: дочь и сын уже подросли, с ней случилась беда: опухоль спинного мозга. Постепенно ноги атрофировались. Пердвигаться она не могла. Врачи решили оперировать — и не напрасно. После сложнейшей многочасовой операции началось выздоровление. Любовь Александровна заново училась передвигаться: сначала ползать, потом ходить. Сейчас, глядя на нее, уже и не скажешь, что когда-то она пережила такое. После операции прошло двенадцать лет.

Учитывая возраст и послеоперационные осложнения, врачи, мягко говоря, не советовали оставлять беременность, но им с мужем очень хотелось девочку. На ультразвуковом обследовании сразу определили: тройняшки. На округлившемся животе три крестика поставили. Врач тут же поздравил растерявшихся будущих родителей, приободрил:

Ничего, государство у нас богатое. Поможет.

Ей делали «кесарево сечение». Двух, очень похожих друга на друга мальчишек, назвали Паша и Саша, а девочку, которая была будто бы не их вообще, Настей. Таких ангельских голубых глаз нет ни у мамы, ни у папы.

Когда Насте было полтора годика, она тяжело заболела. Врачи решили, что у нее глубокое поражение головного мозга. Это потом диагноз скорректировали: менингоэнцефалит. Девочка «таяла» на глазах. Казалось, что ей уже ничего не поможет. Из больницы их выписали, по словам Любови Александровны, умирать. Родители были в отчаянии. Когда надежды почти не оставались, решили отвезти ее к бабушке-знахарке. В этот же день после лечения температура у нее спала. Настя впервые за много дней открыла глаза. Она только смотрела: даже не умела плакать.

«Догнать» в развитии своих братьев она уже не могла. В этом году мальчишки пошли в первый класс, а девочка осталась дома.

А может быть, она смогла бы учиться. Вы пробовали с ней заниматься?- Спросила я.

Пробовали. Бесполезно все.

Настя называла меня учительницей, а когда ее мама отлучилась по своим делам, спрашивала что-то, но я не могла разобрать слов. К нам подошла и внимательно «уставилась» прямо в лицо небольшая черная собачка.

Это кто? – Спросила я у Насти.

Это Тайга.

А как другую собаку зовут?

Кутя.

На все вопросы девочка отвечала односложно, но вполне разумно. Еще рассказала про кошку, у которой есть маленькие котята. К этому времени Любовь Александровна помогла мальчишкам найти носки и все, что нужно, и вернулась.

На вопрос, когда было тяжелее всего: когда сама лежала неподвижно, или с Настей она ответила как любая любящая мать:

— Да что я.. Конечно, с детьми всегда тяжелее.

Не так давно судьба уготовила ей еще одно испытание: у Паши случился приступ острого аппендицита, а с операцией чуть не опоздали. Не сразу определили, что у него. Из волжской больницы их выписали перед самым учебным годом.

Столько разных дел «навалилось»: к школе готовится, закрутки делать, ремонтировать дом в Репино. Еще к осени планировали перебраться. Не дело это, что мальчишек в школу туда-сюда возить. Это сейчас можно еще на мотороллере, а пойдут дожди – только пешком.

До сих пор жить «на точке», которая раньше принадлежала совхозу, Пинским было удобно и вполне комфортно. Здесь у них своя мини-ферма, большой огород. Скот спокойно пасется поблизости. Воздух наичистейший, воду для питья они берут из родника. Когда весенний разлив, вода подходит к самому дому. В хутор добираются на лодке.

Место очень хорошее, – говорит Любовь Александровна, – рыба водится, грибов много. Спустился в овражек – и режь.

Не скучно вот так особняком жить?

Да что вы..

Я понимаю, что вопрос, конечно, наивный, если учесть, что Пинские своим хозяйством кормятся. К зиме часть скота забивают, мясо оптом сдают. Молоко, сметану тоже возят продавать на рынок в Слободу. Все овощи и картошку сами выращивают. Для каждого находится дело, а семья у них, по нынешним меркам, очень большая. Старшая дочь уже замужем, живет отдельно. Зато есть племянники: Алеша и Наташа. Так получилось, что их сюда забрали из неблагополучной семьи. Наташе четырнадцать лет, а Алеша скоро пойдет в армию.

Сын Ваня, наоборот, совсем недавно из армии вернулся. Службу проходил в Чечне. Боевых действий там не было, а вот теракты…

О том, что он увидел и пережил, рассказывать не хочет. Будто стоит барьер между той и этой жизнью.

Вань, ты в Беслане во время теракта был? – Переадресовала мой вопрос Любовь Александровна сыну.

Да, – ответил Ваня, не поднимая глаз и демонстрируя все своим видом, что дальше на эту тему он не намерен говорить.

Бывший совхозный дом Пинские смогли выкупить, благодаря помощи со стороны врача Аллы Васильевны и журналистке с Волгоградского телевидения. Они обращались в нужные инстанции, добивались. В итоге многодетной семье выделили субсидию. Сначала смогли купить дом в Светлом Яре, потом продали его и перебрались сюда. Близнецы всю свою маленькую жизнь прожили уже здесь. Хотя, конечно, и выезжали на пределы своего «владения», к людям чужим не привыкли. Если кто-то приехал, предпочитают оставаться в сторонне, поглядывая на происходящее из своего «укрытия».

А вот в школу с удовольствием ходят. В воскресенье ждут, – не дождутся, когда им на учебу.

Хоть времени прошло с начала учебного года немного, мальчишки уже приносят иногда похвальные записи в дневнике. Несмотря на схожую внешность, характер у них разный. Саша работящий, грибы хорошо собирает. Он – левша, а Саша- правша.

К концу сентября лес у речки заметно пожелтел и сбросил на землю часть листвы. В эти места отдыхающие и туристы редко заезжают: слишком далеко. Покидать совсем это место Пинские не собираются. Скорее всего, Олег Викторович останется жить здесь, а Любовь Александровна скоро переберется в хутор. Ваня собирается в город. Наверное, это свойство молодости: жаждать перемен. Может быть, не всегда к лучшему, но нам суждено узнать об этом только потом.

Заметки велосипедиста

Сразу оговорюсь, что в смысле велосипеда я не профессионал, а любитель. Отмахивать сотни километров и участвовать в гонках на скорость – это не для меня. Другое дело – съездить в лес, на речку или просто в магазин. Как говорится, дешево и сердито, а вернее, быстро. К концу лета я начинаю замечать, как окрепли мышцы ног, а главное, «ушел» лишний жир с той части тела, где он совершенно не нужен.

К велосипеду мне пришлось приноравливаться заново, будучи уже мамой двоих детей. До этого я каталась в детстве, да и то недолго: пока едва не сбила машина. Сначала мне казалось, что я полностью разучилась ездить, и ни за что не удержу равновесие на двух колесах. Оказалось, езда на велосипеде — один их тех навыков, которые не утрачиваются. Где-то на подсознательном уровне ты знаешь, как держаться, чтобы сохранить равновесие. И если что-то мешает, так это элементарный страх. Сначала я боялась ездить по узким дорожкам, по большим кочкам, между забором и какой-нибудь трубой, торчащей из земли. Я то и дело останавливалась и спрыгивала с сиденья. Получалось так, что полдороги велосипед вез меня, а полдороги — я его, поскольку наши дороги – это сплошные кочки, колеи, узкие места и прочие препятствия. Можно было ездить по асфальтированной трассе, но там я боялась машин, которые проносятся на расстоянии вытянутой руки от тебя, а то и ближе.

Иной раз мне проще было куда-то пойти пешком, но я упрямо заставляла себя вывести велосипед. Другого выбора у меня не было, поскольку у нас вся семья – «велосипедная». Отстать от них – это значит вечно сидеть дома по выходным. Муж своими рукам собрал для меня вполне приличный велосипед из старых деталей. Почистил их и тщательно покрасил краской из баллончика. Мы потом шутили, что «иномарка» получилась: иная марка по сравнению с другими. За техническое состояние «колесного парка» у нас отвечает целиком и полностью он. Если предстоит долгая поездка, тщательно все проверяет, накачивает колеса и так далее, чтобы не дай бог, чего не случилось в дороге. До сих пор обходилось без крупных поломок.

Это сейчас я понимаю романтику поездки по лесной дорожке. В первое время я ужасно боялась ехать по краю высокого берега или обрыва и по крутому спуску. В то время как муж с сыном буквально слетали и взлетали на горке и подъеме, я тащила велосипед вниз, едва удерживая его. Теперь очередная яма и ложбина ни за что не заставят меня слезть с сиденья. Иногда мчишься так, что ветер в лицо, и колеса крутятся с бешеной скоростью. Можно чуть притормозить или, наоборот, прибавить скорости. В какой-то момент наступает ощущение, что ты и велосипед — единое целое, а передвигаться на нем так же легко, как идти пешком. Только гораздо приятнее.

Японцы, «продвинутые» до невозможности в технике и электронике, сделали велосипед едва ли не своим национальным видом транспорта. По телевизору показывали: у них поток машине движется рядом с потоком велосипедистов. Для них есть специальные велосипедные дорожки, стоянки и так далее. У нас же езда по трассе напоминает часто экстрим. Асфальт по краям неширокой дороги разбит, а рядом с ним колея, по которой ездить разве что на танке. Когда поток машин мчится рядом с тобой, остается надеяться только на благоразумие и умелость водителя, для которого твой транспорт – вечная помеха на дороге. Особенно для маршруток, которым в черте населенного пункта постоянно на обочине останавливаться приходится. Счастливый будущий пассажир несется наперерез прямо к заветной дверце: а вдруг водитель передумает и не станет его ждать? Признаюсь честно, что иной раз не могу предугадать намерения автомобилиста: посчитает ли они тебя за альтернативный вид транспорта или нет? Пропустит или начнет движение прямо перед колесами (такое тоже бывало)? По пешеходным дорожкам, которые есть далеко не везде, тоже неловко как-то ездить. Сильно не разгонишься, и все время приходится просить людей: «пропустите, пожалуйста», или «дайте проехать». У нас люди, если собираются больше двух, то идут по улице монолитной стеной. И к тому же глухой, потому что частенько не слышат ничего. Иногда прямо на середине дороги, вызывая вопрос: с какой стороны объезжать? Помимо всего прочего, если компания агрессивная, велосипедист рискует нарваться на неприятности в устной форме. Это все я к тому говорю, что автомобилисты и иногда пешеходы – для велосипедиста помехи посеръезнее, чем плохая дорога. Можно приноровиться ездить по кочкам, слегка привставая на сиденье, ну а люди – другое дело, они – непредсказуемы. Один раз пешеход впереди, естественно, не подозревающий, что я уже приближаюсь, вдруг повалился в сторону, на переднее колесо. Оказалось, что это его в нетрезвом состоянии «занесло».

Собаки на улицах, которые при виде вас с лаем кидаются к колесам – это отдельный разговор. Собака — существо выносливое и достаточно быстрое на любом виде дорог. Поэтому лучше не убегать от нее, а наоборот, приостановиться. В едва движущемся виде вы уже не представляете для нее интереса.

За несколько лет моей «велосипедной» жизни я уже приобрела опыт, позволяющий давать кое-какие советы. Например, такие: вещи, привязанные к багажнику, все равно сползут с него в дороге, а пакет разорвется. Расклешенные внизу джинсы и шлепки – не самый подходящий «прикид» для велосипедиста. Даже если ткань не попала в цепь, она все равно испачкается. За грибами смело можно отправляться на велосипеде. Во-первых, у дорожек всегда много грибов (возможно, по той причине, что их никто не ищет на видных местах). Во-вторых, оставив ваше транспортное средство у дерева, вы можете «исследовать» всю округу. Есть очень удобные замки для велосипедов, которые представляют собой толстую проволоку в изоляции с «застежкой». Вы можете «пристигнуть» велосипед к какому-нибудь ограждению, а сами преспокойно идти в магазин. Другое дело, что не у всех магазинов и учреждений есть такие «турникеты». Еще один совет: пожалейте свои руки и лучше повесьте тяжелые сумки на велосипед. Пусть даже просто вести его – намного легче, чем тащить тяжести. Напоследок еще одно замечание, не лишенное смысла: лучше медленно ехать, чем быстро идти.

Вот подрастут и поднатореют дети – и мы отправимся в какое-нибудь далекое путешествие. Почти как по Ильфу и Петрову: ударим велопробегом по нашему бездорожью. И надо-то для этого всего ничего: быть немного комбинатором.

Про подарки

>Попраздновать наш народ любит. Едва минули новогодние каникулы, а кое-кто уже поглядывает на календарь: на какие там дни выпадает 23 февраля? А восьмое марта? Ну а когда календарь основательно изучен и сопоставлен с графиком рабочих дней, второй резонный вопрос возникает: а что дарить-то? Столько нас окружает мужчин и женщин, которые вправе рассчитывать на свой лакомый «кусочек» внимания. Вот вы сидите и думаете, что бы такое подарить, и что вы дарили в прошлом году и в позапрошлом, а на ум почему-то кроме банального букета цветов или флакончика туалетной воды ничего не приходит. Да еще реклама в голове «крутиться» о том, что подарок должен быть годным и вы-год-ным! Последнее нам уж точно нам не подходит, чтобы, не дай бог, никому и в голову не пришлось заподозрить в скупости или прижимистости. Итак, что вы хорошо знаете из собственного опыта? Во-первых, что нельзя доверять продавцам и красивым упаковкам. Мужчина, который зашел седьмого или даже восьмого марта в магазин за каким-нибудь подарком, – самая легкая «добыча. Уж поверьте, что назад он выйдет с совершенно пустыми карманами и неясным сомнением: а правильно ли я сделал, что купил именно это? А есть ли что-то более коварное, чем вопрос с другой стороны прилавка: а какой суммой вы располагаете? Причем произносится он с доброжелательным и невинным выражением лица. Естественно, мужчине – добытчику не пристало располагать маленькими суммами. В этот момент и он и заначку вытащит. А вот и подарок нашелся на «энную» сумму. Причем тот самый, без которого, по убеждению продавца, одариваемый не живет, а мучится. Первую половину пути мужчина летит как на крыльях, а потом походка все тяжелее и тяжелее становится. — И зачем я этот фен (сковородку, кухонный комбайн, набор ножей, тостер, массажер, маникюрный набор, надувную лодку и так далее) купил?- мучается вопросом бедный, когда уже подходит к двери, – кажется, у жены это есть уже.. Да и куда ей плавать на лодке? Что сушить феном? Можно составить целый список кухонной утвари, которая вроде бы нужна, но в быту ей почти не пользуются. Она только дефицитное место занимает и пылиться. А еще в преддверии женского праздника в магазине появляется множество подарочных наборов с бантиками, рюшечками и всякими «блестяшками». Мужчины – они известно, как дети, а значит, падки на все блестящее и красивое. Задача продавца – красиво упаковать. Что из того, что в подарочном наборе кусочек мыла, дешевенький крем для рук и шампунь из той же серии? Зато выглядит эффектно: столько бумаги и ленточек пошло! Тут упаковка дороже выходит, чем содержимое! Эдакие «бархатные ручки» для «бархатных глазок»!

Честно говоря, мне сразу вспоминается про «школьные годы» чудесные, когда мы мальчикам из нашего класса дарили мыло и носовые платки (явный намек получается), а они нам после этого открытку, подписанную рукою классного руководителя. Что улыбаетесь-то? Это сейчас мыло – предмет гигиены, а во времена дефицита его по талонам выдавали. Какое-нибудь душистое, индийское, а не хозяйственное — это вообще роскошь была. Это сейчас жевательная резинка нормализует кислотно-щелочной баланс, а тогда она демонстрировала приобщенность к особой обеспеченной касте. Я не просто так ударяюсь в ностальгию, а хочу аргументировать, что меняются времена – меняются подарки. Так вот о подарках. В моду в последнее время входят так называемые креативные. Слово заумное, а смысл не такой уж сложный: это значит, подходящий именно для этого человека и этого случая, оригинальный, в единственном экземпляре. Например, самое простое, – это футболка или кружка с портретом одариваемого. Посложнее – компакт-диск с подборкой песен, посвящением, адресованным именно этому человеку. В интернете я натолкнулась на предложение такого характера. Тебе предлагают компакт-диск в оригинальной обложке (есть множество вариантов оформления, в том числе и с использованием фотографии одариваемого). Какие именно песни будут звучать, и какой настрой они должны создать, что будет написано на обложке – это исключительно фантазия дарителя. Список песен и все-все пожелания лишь отправляются по указанному электронному адресу. Стоимость полного комплекта подарка – две с половиной тысячи рублей. Эксклюзивность гарантирована. К слову сказать, в интернете на Молоток. ru полным-полно подарков. Я вот на досуге выписала для себя наиболее оригинальные вместе с ценами: антикварная чугунная лошадь – тысяча рублей, говорящие розы – двести девяносто рублей, пейзаж размером десять на двенадцать – сто пятьдесят рублей, бриллиантовый браслет – шестнадцать тысяч, конверт для денег – сорок пять рублей. — Может, ты мне чугунную лошадь подаришь? – Предложила я мужу. — Зачем тебе лошадь? – Не понял он. Собственно, все то же самое можно и в магазине купить, куда мы все-таки больше привыкли за подарками. На своем личном опыте убедилась, что подарки все-таки делать нужно. Во-первых, как встретишь двадцать третье февраля, так и проведешь восьмое марта. Во-вторых, мужчинам, как и нам: дорого внимание. Они хоть и защитники Отечества, но иногда такие сентиментальные. Каков же список самых востребованных и модных подарков? Оказывается, и такой есть. На почетном первом месте «подарки для солидности», различные стильные вещи, повышающие статус человека, но которые он сам не всегда готов купить. Например, зажим для денег, подставка под мобильный телефон. На втором — «именные», подарки — с именем или фамилией поздравляемого, или с логотипом фирмы, например кружки, медали, значки.
На третьем — «родом из детства». Мужчины – большие дети, а их неосуществлённые детские мечты – кладезь идей для хорошего подарка. Например, раскладной нож, фонарик, настольная игра.
Если есть автомобиль, проблем с выбором вообще нет: любой предмет для его любимого авто принесёт его владельцу море положительных эмоций. Например, алкотестер, ионизатор воздуха,игрушка
Если ни то, ни другое, ни третье не подходит, можно использовать беспроигрышный вариант «для рабочего стола». Как говорят: порядок на столе, порядок в голове, поэтому полезные сувениры для рабочего стола всегда будут к месту. Например, карандашница, подставка под визитки.
Что касается приближающегося восьмого марта, не лишним будет своим любимым мужчинам намекнуть. Иногда это тот случай, когда «не стоит ждать милостей от природы». В противном случае вы рискуете испортить себе настроение при виде очередной кухонной кастрюли или второго фена. Для любителей пооригинальничать одна фирма предлагает такие подарки:

Есть всем известная поговорка: «Женщина любит ушами». Поэтому вручение подарка рекомендуется сопроводить приятными словами в ее адрес. Например, стихами, написанными в ее честь! Дальше в рекламном предложении следуют такие строчки: «Не любите стихи? Тогда просто скажите ей, что Вы ее любите. Сложно произнести эти заветные слова? За Вас это может сделать говорящая игрушка или открытка. Желаем удачного вручения подарка!»

Про такую любовь пусть напишут романы


Хутор Госпитомник Среднеахтубинского района ничем не отличается от других пойменных маленьких хуторов. Здесь и лес, и озеро, и оживленная трасса по направлению к Волжскому и Краснослободской пристани: природа, которую теперь уже первозданной не назовешь, и цивилизация, настойчиво напоминающая о себе. Из учреждений – детский сад, начальная школа и почта. Клуб начали строить во время существования совхоза, да так и недостроили. Народ, в основном, своим хозяйством живет-кормится.

Сельские учителя – особое сословие. Они умудряются и хозяйство вести, и ребятишек учить. О том, что селяне их уважают, говорит хотя бы тот факт, что в местных думах большинство депутатов — это учителя. То есть они еще и общественники.

Поскольку в Госпитмонике только начальная школа, старшие ученики ездят в ближайшую, что в соседнем хуторе Бурковкий.

Если бы какие-нибудь иностранцы приехали посмотреть сельскую школу, то их, наверняка, отправили бы в Бурковский. И еще они, наверное, очень удивились бы, увидев компьютеры, интерактивные доски, музей, лингафонный кабинет, мини-лабораторию, картины, ландшафтный парк рядом со школой, с водоемом и насаждениями.

Школа не раз выигрывала гранты, в том числе президентский. Уже много лет она специализируется по направлению экологическое образование и воспитание. Согласитесь, что для сельской школы такое направление самое органичное и преемлимое.

Вместе с учениками и дочерью Беатрис из Госпитмника в школу каждый день ездит преподаватель математики – Ирина Александровна Чумакова. Выйдя замуж, она оставила свою девичью фамилию, поскольку фамилия мужа не так проста для русских ушей.

Встреча

В маленький хутор Среднеахтубинского района Чумаковы перебрались в 1986 году. У них была обычная рабочая семья: отец работал механизатором, мама управлялась с детьми. Училась Ирина хорошо, и после школы решила поступать в педагогический. Успешно сдав вступительные экзамены, поселилась в общежитии. Лекции, зачеты, конспекты, дискотеки по вечерам – студенческая жизнь пошла своим чередом.

В семидесятых-восьмидесятых годах в Волгоградском педагогическом институте обучалось немало иностранных студентов. Среди них оказался молодой и способный кубинец Роберто Энрике Гимаро Феррер. Он совсем неплохо окончил школу у себя на родине, и получил возможность выбора: ехать учиться в Болгарию, Чехию или СССР. Один год Роберто Энрике изучал русский язык в Гаванском университете. Каково же было его удивление, когда, оказавшись в Волгограде, он обнаружил, что почти ничего не понимают из того, что говорят русские. Между тем, в институте «скидок» иностранным студентам не делали: они вместе со всей группой должны были слушать и конспектировать лекции.

Первое время он с переменным успехом просто пытался понять, о чем идет речь. Понадобился еще целый год, чтобы научиться более-менее общаться с окружающими.

Итак, он перешел на второй курс, когда в общежитии на дискотеке познакомился со студенткой Ириной. Девушка училась на физико-математическом, где своих ребят было немало. Со стороны они выглядели очень контрастной парой: он – смуглый, с густой «шапкой» вьющихся волос, она – светловолосая, белокожая, тоненькая. Роберто Энрике она показалась очень милой, приветливой и рассудительной не по годам.

Они встречались каждый день: нужно было лишь подняться-спуститься с этажа на этаж. Потом у них была скромная, но очень веселая студенческая свадьба с международным значением. Родных жениха не было: только земляки-кубинцы. Что касается родных Ирины, то они к ее выбору отнеслись уважительно и с пониманием. Сказали: тебе жить – ты и решай. Но все-таки сомневались, что их семейный союз окажется прочным и долгим. После учебы Роберто Энрике должен был ехать на Родину: все студенты уезжали назад «отрабатывать» деньги, которые государство потратило на их образование. Куба – это другая часть света. Кто знает, что может произойти… Сможет ли поехать с ним Ирина? Как ее там встретят? Вернется ли он назад?

Было ясно одно: их любовь должна была вынести множество испытаний на прочность — расстоянием, временем, а главное, их способностью понимать и принимать человека из «другого мира». Роберто Энрике часто рассказывал, как принято у них на Кубе, а Ирина слушала и удивлялась. Все у них было по-особому: и школа, в которую детей отдавали с пяти лет, и обычаи, и даже новый год без елки.

Молодым выделили отдельную комнату в общежитии. Уже в следующем году у них родился сын Эдик. К расписанию лекций, экзаменов и зачетов добавилось еще кормление, пеленание, прогулки, а иногда бессонные ночи. Главная трудность была в том, что малыша не с кем оставить. Мама Ирины приезжала на какое-то время, а потом ей нужно было ехать домой. Выручали соседи по общежитию и девушки-кубинки, но и у них не всегда было свободное время.

Тем не менее, молодые родители продолжали учиться. У них была разница в один курс. В 1987 году Ирина уже получила диплом, а Роберто Энрике предстоял еще один год. На учебу он уже ездил из хутора Госпитомник, где они жили с ее родителями.

Куба – любовь моя

Полгода отец проработал механизатором в «идущем в гору» совхозе, и уже через полгода, в числе первых им выделили добротный новый коттедж. В нем вполне дружно уживалось три поколения. И даже когда Ирина и Роберто Энрике хотели уйти и начать самостоятельную, отдельную жизнь, отец спросил:

— Разве вам с нами плохо?

В том-то и дело, что им было не плохо. Тем более что Ирина сразу же устроилась на работу в школу, и было кому присмотреть за Эдиком.

В июне 1989 года Роберто Энрике собирался на Кубу. Ему нужно было отработать на родине как минимум четыре года. Супруги договорились, что Ирина с сыном приедут чуть позже, как только уладятся все дела с разрешениями на выезд и документами. Выехать из СССР за границу было не просто: даже если к мужу и даже если в дружественную страну.

«Попозже» растянулось до декабря. Когда все готовились к встрече нового года, они собирались в дорогу, не совсем представляя, какие же вещи следует с собой взять. Зимы на Кубе не бывает, но может там случается похолодание или тропические дожди?

Около семнадцати часов в воздухе – и они уже спускались по трапу самолета. По местному времени было шесть часов тридцать минут утра, «остров свободы» только-только просыпался. Первое ощущение, которое испытала Ирина — волна влажного теплого воздуха. Как будто она «нырнули» в огромный океан, который «дышал» где-то рядом. Оказались ненужными предусмотрительно захваченная курточка для Эдика и многие другие вещи.

В аэропорту их очень тепло и радостно встречали муж и родные. Оказалось,

что здесь им все рады, и что они полюбили семью Роберто Энрике еще до того, как они приехали.

На Кубе тоже отмечали новый год, но по — своему. Ирина надела нарядное платье, сделала прическу, но едва они с мужем вышли на улицу, их с криками и смехом окатили водой. Сначала она разозлилась и обиделась. Потом увидела, что то же самое делают с другими. Просто у них такая новогодняя традиция – окатывать прохожих, о которой, между прочим, ее никто заранее не предупредил.

Праздничный новогодний стол тоже отличался от русского. На улице жарили поросенка на вертеле и готовили блюда, которые она никогда раньше не пробовала. Кубинцы никогда ничего не заготавливают впрок и не хранят. У них круглый год продается и выращивается множество самых разнообразных овощей, фруктов, кореньев, которые тут же, за считанные минуты приготавливаются и подаются к столу. Один раз Ирина решила удивить и порадовать своих родных русскими пельменями, которые они назвали «сомбрерито»- маленькими шляпами. Им едва хватило терпения, чтобы дождаться, когда пельмени будут сделаны. Потом они не могли понять: так долго готовятся и так быстро съедаются?

Ирине пришлось испытать те же трудности, что и Роберто Энрике в свое время. Все родные старались с ней поговорить, что-то спросить, узнать, но она едва ли их понимала. Она усиленно штудировала разговорник, который принесла сестра мужа. Спустя примерно год, поняла, что уже спокойно и уверенно может общаться с кубинцами, и стала задумываться о работе.

В школе ей «достался» десятый класс. Сначала было непривычно, что на этой территории обучались только старшеклассники. Другие классы – на своих территориях. Ребята обращались к ней и другим преподавателям по имени, и не стеснялись лишний раз задать вопрос или высказать свое мнение. Дух свободомыслия или некой раскрепощенности и в то же время строгая дисциплина. Это было то, что так понравилось ей в кубинской школе. Школьный курс обучения – двенадцать лет, по окончании – единые экзамены с оценкой по системе баллов.

Эдику исполнилось пять лет, и он пошел в подготовительный класс. Воздух острова свободы и купанье в океане пошли ему на пользу: он перестал болеть бронхитом, окреп и загорел. Когда в 1991 году он с мамой отправился в отпуск в далекую Россию, ему уже не страшен был долгий перелет.

Она была не готова к тому, чтобы навсегда остаться на Кубе, а он ни за что на свете не согласился бы расстаться с женой и сыном. Когда из России пришло известие о болезни мамы, они засобирались в дорогу. Оба избегали разговора о том, вернуться ли сюда снова. Вернулись только в 1997 году: вырвались на месяц в отпуск. К этому времени у них уже была двухгодовалая хорошенькая Беатрис.

Она не помнит той поездки. Когда в школе все ребята делились своими самыми заветными желаниями, она сказала:

— Больше всего я мечтаю съездить на Кубу.

У Беатрис темные волосы и глаза, но светлая кожа. Она уже не может так свободно говорить на испанском, как ее брат. Не было практики. Сейчас она учится в седьмом классе.

Не ищите вы на карте

Тогда своим кубинским родным они обещали, что приедут через пару лет, но разлука затянулась. Роберто Энрике больше десяти лет уже не видел родителей, сестер и братьев. Ситуация изменилась. Теперь на билет нужны десятки тысяч. Для сельских учителей с их скромной зарплатой это огромные деньги.

Они живут в супружестве двадцать два года, на которые как раз выпала эпоха перемен. Уже престал существовать социалистический лагерь и та страна, в которую поехал когда-то учиться Энрике, да и на Кубе наступили другие времена.

С начала 60-х годов по начало 90-х Куба была союзником СССР, оказывавшего значительную финансовую, экономическую и политическую поддержку, деятельно участвовала в судьбе революционных движений Латинской Америки. Национальный лидер Фидель Кастро отрицательно отнёсся к политике перестройки в СССР и даже запретил распространение на Кубе ряда советских изданий. Советские военные базы были «свернуты», наши соотечественники возвращались домой. И вместе с ними – Ирина и Роберто Энрике.

В 1993 году молодой дипломированный специалист Гимаро Феррер не мог найти работу в России. Ему пришлось заниматься тем же, что и их соседи и односельчане: выращивать и продавать овощи. Были времена, когда ему было в диковинку сажать и копать картошку, а теперь с сознанием дела выращивал огурцы и помидоры в парнике. К этому делу подходил основательно и по науке: все-таки он по образованию химик и биолог.

Потом Ирина узнала от коллег, что в Озерной школе как раз требуется преподаватель по этим предметам.

Надо сказать, что перед директором школы стояла непростая задача: решить, подойдет ли им учитель, который по-русски говорит с акцентом и выглядит не совсем привычно. К тому же у него было двойное имя и фамилия. Надо сказать, что директор в своем выборе не ошибся. Очень скоро Роберто Энрике полюбили и ученики, и их родители. Вот только сам он не совсем так представлял себе работу учителя: в скромной сельской школе не было ни пособий, ни реактивов. Химию приходилось объяснять, как говорят, «на пальцах». Учителям по нескольку месяцев не выплачивали заработную плату, и часто на проезд приходилось «выкраивать» последние деньги.

Теперь в Озерной школе добрым словом вспоминают о преподавателе-кубинце. Знают, что он работает по контракту в Волжском гуманитарном университете, в Центре изучения иностранных языков: преподает испанский. Да еще трудится по совместительству в местной котельной оператором. Батареи холодные или еще какие-нибудь неполадки — односельчане к нему обращаются. Уж он-то обязательно разберется, никогда не уйдет в «загулы» или «запои». А если учесть, что он продолжает выращивать овощи на двух участках: приусадебном и дачном, становится ясно, что времени у него в обрез. Летний день – год кормит. То, что он настоящий деревенский житель, видно по рукам, привыкшим к земле.

Но это в теплое время, а зимой, бывает, мучается от безделья. Выходит на их тихую улицу, смотрит на двухэтажки напротив и удивляется: сколько можно сидеть дома? Почему никто не выходит? Он уже и дорожки все от снега расчистил, и собаку потрепал по спине. И тогда, стоя в снежной тишине, он вспоминает знойную Родину. Страну, куда хочется еще раз вернуться, но ради которой он ни за что не оставил бы своих самых родных.

Роберто Энрике, как и положено, — главная опора в семье. Совсем недавно нужны были средства на оплату учебы сына, который поступил на престижный факультет в университете, лечение дочери, ремонт коттеджа, покупку компьютера и так далее. Правда, теперь Эдик уже устроился на работу, пока не по специальности. Все-таки есть надежда, что в Волго-Ахтубинской пойме туризм и инфраструктура отдыха будут развиваться. Тогда нужны будут и менеджеры по сервису и туризму.

Ирина Александровна много лет работает в Бурковской школе. Сейчас у нее «подопечный» восьмой класс, где она еще преподает сразу три предмета: алгебру, геометрию, физику. Предметы непростые, а требования к ученикам предъявляются строгие. Им после девятого класса уже сдавать ЕГЭ. И хотя сейчас система тестирования вызывает множество споров и неоднозначных мнений, одно ее радует точно: нынешние школьники становятся все более раскрепощенными. Они уже чем-то похожи на тех, которых узнала на Кубе. Еще она считает, что ей в жизни очень повезло с мужем. Такие мужчины: добросовестные, ответственные, любящие встречаются далеко не всем.

За двадцать с «хвостиком» лет они прониклись культурой, традициями другого народа и «притерлись» характерами.

— Да она такая же стала! – С улыбкой пояснил Энрике на вопрос о горячем южном темпераменте.

В их семье принято отмечать и католические, и православные праздники.

День матери, например, на Кубе празднуют в мае, а в России — в ноябре. Но есть один общий праздник, символичный для этой семейной пары, – день влюбленных. Теперь, спустя столько лет: трудных, радостных, важных, памятных и не очень, они уверены, что это была любовь с первого взгляда. Та самая, для которой не важно, где ты родился и какого цвета у тебя кожа. Та самая, для которой нет преград.

Валентина Дорн

Ох уж эти детки

Щенок завелся

Я – щенок в пакете, — заявила Настена, и я с грустью представила, что теперь вытащить этого «щенка» из-под одеяла и заставить одеваться, нет никакой возможности. Тем более, всем известно, что эти животные скулят, а иногда и кусаются.

Настена полностью вжилась в свою роль: она лежала, выбросив из кроватки на пол подушку, выставив поверх одеяла руки и неестественно вывернув их ладошками вверх. На ладошках были отчетливо видны следы вчерашней «художественной деятельности» от фломастеров. При этом она еще щерилась своей почти ангельской улыбкой с дыркой вместо одного переднего зуба.

Сразу было видно, что этот матерый «щенок» просто так не сдастся. Я решила действовать хитростью, и поинтересовалась, кто «его» туда, в пакет, засунул.

— Хозяин, — без раздумий ответила Настена.

На это трудно было что-то возразить. Тем более что действия хозяев – вещь непредсказуемая и необъяснимая. Ну, например, некоторые считают, что их питомцы должны любить купаться, так же, как они. Если хозяин, скажем, запросто закидывает бедное животное в реку, то почему он не может засунуть его в пакет?

Мой «щенок» лежал тихонько и думал о чем-то своем. Я ушла на кухню, и минут через десять услышала поскуливание. Игра ведь только тогда имеет смысл, когда о ней знает кто-то другой. А так, что за удовольствие лежать в тишине и воображать себя щенком в пакете.

Настя, ты собираешься вставать? – как можно более строго спросила я.

Не могу. На мне гора бананов.

Ну ты же была щенком?

Так они на мне, на щенке.

Нужно было как-то выдворить ее из постели, и я сказала, что обычно утром все щенки завтракают и идут гулять. Она скосила глаза из-за решетки кроватки в направлении окна и заявила, что утром она никогда еще не видела на улице щенков.

Ну и, пожалуйста, лежи себе на здоровье. Но имей в виду, что так себя ведут не щенки, а старые, больные животные.

Около десяти часов утра, видимо, проголодавшись, «щенок» выбрался наружу и долго чем-то гремел, разыскивая носки и наскоро сброшенные вчера колготки. С горой одежды, среди которой попадались папины носки, носовой платок и какие-то тряпки для кукол, она пришла ко мне. Сзади, как змея, волочился рукав от платья.

Ну, уж нет, одевайся сама!

Настена сбросила гору одежды на пол, села рядом и принялась сосредоточенно сопеть, натягивая непослушные колготки.

На следующий день утром мне нужно было срочно идти по своим делам. Я включила громкую музыку и подошла к кроватке. Настена натянула одеяло на голову и не двигалась.

-Вставай, – потрясла я ее за плечо.

Настена откинула одеяло, под которым обнаружилась шкодная и совершенно не сонная мордашка. Такое ощущение, что они только и ждала этого момента.

Ты знаешь, кто я? – Радостно спросила она. – Я – мышка в норке.

Птичку жалко

Никита

— Мама, смотри, петушок!

Никитка сидит на ступеньках, а я завязываю ему шнурки, потому что сам он еще не умеет. Оторвавшись от своего занятия, поднимаю голову в направлении крохотного пальчика. Сама бы я ни за что не заметила бы, что на столбе сидит нечто из ряда вон. Очень важный, с хохолком и зелеными, красными перьями, крючковатым клювом – самый настоящий попугай.

Нет, Никита, — задумчиво поясняю я, — это не петушок. Сама про себя думаю: и с каких это пор попугаи у нас завелись? Может, это наш местный вид какой-то…

Мой?

Никитка имеет привычку присваивать себе все живые существа, которые зрительно меньше его. Все встречающиеся по дороге кошки, собаки, маленькие девочки в ярких курточках – все его. Он растет большим собственником. Поэтому нам так трудно уйти от столба, попугая и надежд, с них связанных. Когда мы пришли назад, то попугая уже не было. Улетел, как Карлсон, но обещал вернуться, если переживет нашу зиму.

В другой раз на наших глазах развернулась трагедия. На крыше дома подрались несколько синичек. С громким писком на землю упал серый взъерошенный комочек, и в следующую долю секунды оказался в зубах у нашего котенка.

Отдай, птичку! Я тебе молока дам, — пыталась я уговорить кота, который вообразил себя свирепым хищником. Он ворчал и шипел, и чем старательнее я пыталась отобрать добычу, тем сильнее он сжимал челюсти. Наш маленький охотник утащил птицу-синицу на грядку с луком, припорошенную желтыми листьями. Теперь поверх них лежали еще и перья. Никита долго смотрел на них, а потом спросил:

-Мам, а зачем он моего попугая съел?

Ох уж эти сказки

Никитке пора спать, но когда тебе четыре года, ужасно жалко тратить время на такое скучное занятие. Когда мы уже «клюем носом» на исходе рабочего дня, энергия из него бьет ключом. В основном, по нашей голове.

И все-таки есть один способ завлечь его в постель: почитать книжку. Лежа в постели, мы читаем, наверное, в сотый раз «Бармалея» или «Доктора Айболита». Глядя на красочные картинки, Никитка задает дополнительные вопросы, не предусмотренные автором. Наконец, книжка прочитана. Как только щелкает выключатель светильника, Никитка бодрым голосом заявляет:

А теперь сказку!

На дворе может быть глухая ночь, землетрясение, потоп, но сказка после книжки обязательно должна быть. Это как ежедневный моцион, изюминка в булочке. Спорить и возражать бесполезно. Поэтому я спрашиваю:

Про что?

Никитка любит сказки про вещи. Поэтому он говорит обычно:

Про лампочку (батарею, окно, дом, кровать).

В сказках, которые я выдумываю на скорую руку, все эти вещи говорят, передвигаются, думают, превращаются во что угодно. Что касается нашего папы с техническим образованием, то ему иногда трудно приходится. Он начинает слабо возражать:

Ну не знаю я сказку про батарею, давай лучше про репку.

Никита ни за что не соглашается на репку: это же другой век. Каково ему, поднаторевшему в виртуальных играх и знающему рекламу наизусть, слушать такое. Но все-таки он делает уступку:

Тогда давай про светильник.

Ну, слушай: посадил дед репку…

А вместо репки вырос светильник, — встреваю я, чтобы между моими мужчинами не было разногласий, а то очень уж спать хочется.

Дальше события в сказке разворачиваются так: сорвал дед светильник, повесил его на стенку, включил. Сидит при свете – и с голоду пухнет. Потом пошел он на базар, продал светильник и купил репку. Съел всю репку – и опять голодать начал. Так и умер с голодухи в полной темноте.

Никитке сказка понравилась. Он сказал, что даже все его львы, которые живут под кроваткой, уснули. И сам он через минуту сладко засопел носом..

А в чем мораль-то?- Спросил муж.

Мораль такая: от судьбы не уйдешь…

Это точно, — подтвердил он, переворачиваясь на другой бок.

«Рыбалка»

Ура! Наконец-то мы едем. Мы трясемся на заднем сиденье машины с совершенно блаженными улыбками на перепачканных землей лицах. Просто в самый последний момент, в спешном порядке муж с детьми копали червей. Теперь черви в мыльнице с отломленным уголком тряслись вместе с нами и не знали, что они — корм для рыб. Я еду подальше от плиты, кастрюль и зарастающих травой грядок, дети, потому что они вообще любят куда-то ездить, а муж — потому что он собрался ловить рыбу. Он — легендарный рыбак. В том смысле, что за все годы нашей совместной жизни поймал только немного корма для кошек. Он и рыба — понятия несовместимые. Но все-таки рыбалка — это ведь лучше, чем охота. Да и зачем нам рыба? Мы же просто на речку едем. А черви — это так, для «блезиру».

Мы выгружаемся. Удочки, прогулочная коляска для маленького, одеяло, чтобы на земле сидеть не холодно, пакет с продуктами, запасные колготки, куртки, если похолодает… Стихотворение «За город начал рыбак собираться» — это про нас. С очень серьезным видом муж стоит с удочкой в руке, а мы ему «не мешаем». Просто каждую минуту Настя спрашивает: — Ну что, клюет? А младший Никитка тянет его штаны и просится на руки, потому что на своих ногах стоять неохота, и ничего не видно из-за травы. — А мы под рыбу взяли что-нибудь? — Допытывается дочь. В ответ — ни звука. Наш папа онемел и окаменел. Он — памятник любителям-рыбакам. Поняв, что разговора не получится, дочь переключается на меня: — Мам, я есть хочу.

Я смотрю на часы: прошло пятнадцать минут, как мы прибыли. Это рекорд. Обычно проходило не больше и пяти. Растут дети, меняются, а мы мудреем. В лес теперь ходим и ездим только с едой, но горбушка хлеба для подкормки рыбы ее тоже устроит. Мы выбираемся на дорогу и бежим. Настя — потому что любит бегать в лесу, Никитка — потому что всегда ей подражает, а я бегу, чтобы его ловить, прежде чем грохнется на землю. Такой вот вереницей мы продираемся через лесополосу с пеньками и коварными ямками, замаскированными листьями. Я не вижу ничего, кроме головенки с развивающимися светлыми кудрями. Наверное, так двигаются пикирующие бомбардировщики. Только без звука. Стоп! Похоже, что звук сейчас будет. Какой-то корешок цепляется Никитке на ножку, и я не успеваю его подхватить. Тишины в лесу как не бывало. Единственное, что может нас утешить — это лягушка, которая таращит глаза где-нибудь в тине. Размазывая слезы по лицу и роняя на ходу прилипшие листья, мы идем искать царевну-лягушку. Коварная паразитка не хочет показываться на глаза, но зато мы находим бабочку, стрекозу и красивый цветок. Все это ловится, хватается и срывается: красота должны быть осязаемой. Дожевывая горбушку (бедные рыбы опять остались без хлеба) появляется дочь: — Мам, а когда мы домой поедем? Ну, естественно, какой же уважающий себя человек будет торчать в лесу, если хлеб съеден, ноги устали от беготни, а по телевизору показывают мультики. Но мы не можем уехать без «добычи»: мы хотим золотую рыбку. Сгрудившись возле папы, смотрим, как ему на крючок попадаются только какие-то водоросли. -Здесь рыбы нет, — заключает он, и начинает сматывать удочки. Напрасно кошки будут встречать нас истошным криком. Мы грузимся в машину. Но прежде чем захлопнуть дверцу, я бросаю последний взгляд на речку и замечаю, как в лучах заходящего солнца сверкнула чешуей огромная рыбина.

Про «живность»

uschan1

Вся домашняя «живность» поселилась у нас или завелась сама.

Семь лет назад зимним вечером пришла кошка Миска. Миской мы ее назвали от слова «мисс», а не от той «миски», из которой она ест. Хотя иногда мне кажется, что для нее ближе второе..

Кошка пришла в нужный момент: за несколько минут до этого мы наблюдали с замиранием сердца, как по кухонному подоконнику гуляет мышь. Мы принесли обнаруженную у дверей кошку и посадили ее на подоконник. Видимо, в ее планы не входило вынюхивать и выслеживать мышей, – она просто сидела и мурчала, точнее, рокотала. Как будто кто-то невидимый нажал кнопку – и механизм заработал. Так вот сильно она обрадовалась. И нам тоже ничего не оставалось делать, как обрадоваться.

Из Миски получилась заботливая мама. Она вечно перепрятывает своих котят. Один раз даже умудрилась затащить их наверх шкафа, который стоит на улице. Одного ее котеночка: наполовину белого, наполовину полосатого, как она, мы решили оставить себе. Котеночек вырос в добродушного и ужасно сообразительного кота. При желании его можно обучить всяким трюкам. При команде «на лапки!» он встает задние лапы, а передними тянется к руке и подталкивает ее, чтобы его гладили. Он вечно дерет с себя шерсть клочками, и за это вынужден обитать на улице. Когда ему холодно, то он спит вместе с собакой Рыжей. Залазит на нее, как на какой-нибудь коврик.

uschanryga

Рыжу принесла в мешке наша бабушка. Один раз они с дедушкой пасли коз в лесу и под кустом увидели целый выводок щенков. Поскольку у них уже есть пес Жулик, сердобольная бабушка решила «пристроить» хотя бы одного у нас. Причем выбрала самого рыжего и лохматого. Как она сказала, чтобы зимой не мерз.

— Это вам подарок, — заявила бабушка и тут же ушла доить коз.

«Подарок», которого мы называли то Рыжиком, то Рыжкой, сначала жил под крылечком, а потом осмелел и стал «охотиться» за нашими ногами. Когда я подметала возле крылечка, он цеплялся всеми зубами за щетку, и так перемещался с ней туда и обратно.

-Какой же он породы,- гадали мы, — то ли Колли, то ли Водолаз.

У него были тонкие длинные лапы, длинная черная мордочка и густая рыжая шерсть.

В итоге Рыжа выросла в «гончую дворнягу». Когда мы ее выгуливаем по берегу, она носится кругами с фантастической скоростью, крепко прижимая свои ушки — «пальмочки».

Раньше мы думали, что Рыжа никогда будет бросаться на людей. Каждое утро она «совершала обход». Встречала всех детей, которые шли в школу, заходила в школьную «кочегарку» и «дежурила» у дверей. Она разрешала себя гладить и заискивающе виляла хвостом. В звании «общая любимица» Рыжа объедалась булочками и пирожками. Потом наша рыжая «красотка» все чаще стала по-настоящему рычать и пугать прохожих. Пришлось посадить ее на цепь.

Сногсшибательная милость

rygka1


Конфета к чаю оказалась какой-то непригодной: с белыми разводами на псевдошоколадных боках.

— Надо будет Рыже ее отдать, – решила я и отодвинула ее в сторону, даже не потрудившись завернуть.

— Я! Я отдам, — обрадовался Никита возможности порадовать Рыжу и, конечно, забыл про свое обещание.

Через несколько дней, отправляясь гулять, мы все же прихватили ее с собой.

Рыжа, которую мы только-только приучали к цепной жизни, никак не хотела мириться с лишением свободы. Она изрыла всю свою территорию в надежде уйти от ненавистной конуры подземным ходом. В какой-нибудь собачий рай, где полным — полно костей и нет ошейников и цепей.

Услышав, как хлопнула дверь, она воспряла духом и радостно замахала хвостом. Каждый раз, когда кто-то выходит из дома, она думает, что сейчас ее будут кормить.

Без лишних предисловий Никита размахнулся и отправил конфету по траектории прямо к Рыжиной морде. Раздался странный звук, после чего мне в голову пришла мысль: оказывается, собачья морда такая твердая…

Рыжа заскулила и убежала в конуру, откуда с недоумением поглядывала на конфету.

— Ты что: не хочешь? – Искренне удивился Никита.

Самому мало

Никита любит гулять на улице так, чтобы у него были одновременно заняты и ноги, и рот. Если бублики и пряники закончились, то он может взять просто кусочек хлеба.

С чувством собственного достоинства он медленно разгуливает по дорожке, оставляя после себя шлейф крошек: на улице мусорить не возбраняется. За ним следом ходят кошки и Рыжа, с подобострастием поглядывая наверх. Из особой милости Никита иногда откусывает кусочки и бросает их на землю. При этом следит, чтобы никто не подобрал лишнее, а крошки всем доставались по справедливости. Надо сказать, что дело это непростое и очень-очень ответственное.

Однажды он вышел с сухариком, который не очень хорошо разгрызался.

Кот Ушан и кошка Миска с выгнутой спиной и поднятым хвостом терлись об его ноги, а Рыжа, которая не умеет так подлизываться, ходила следом за всеми, внимательно заглядывая Никитке в глаза. На морде у нее застыло выражение ожидания и какой-то по-собачьему отрешенной грусти. Время от времени Миска подвала голос, на что Никита повторял заимствованную у меня фразу:

— Не ори!

Никита доходил до столба, разворачивался и шел назад, — вся процессия следовала за ним по пятам. Из-за забора за всем этим наблюдала еще одна пара собачьих глаз: соседская овчарка Грета. Видимо, ей тоже очень хотелось попробовать сухарика.

Как-то раз Рыжа прошмыгнула молниеносно через калитки на улицу. В последнее время пугать прохожих на улице стало одним из ее любимых развлечений. Она с лаем бежала вслед за ними и делала вид, что вот-вот догонит и укусит. Поэтому мы и решили посадить ее на цепь.

— Замани ее во двор, – попросила я Никиту и дала ему небольшой кусочек хлеба.

Кусочек подействовал: через несколько секунд Рыжа прыгала на задних лапах вокруг Никиты, который, увертываясь, торопливо поедал приманку.

В конце концов, он ведь сделал, что от него требовалось: заманил собаку во двор.

Средство для засыпания

А сон все не шел и не шел.  Никита лежал один на своем диване в комнате наверху,  ворочался и время от времени вздыхал. Внизу работал телевизор,  говорили взрослые и горел свет,  пробиваясь  в Никткину комнату  расплывчатыми полосками.

Вообще-то его уложили для того, чтобы он как следует выспался перед школой и утром одевался сам, а не сидел с закрытыми глазами на постели. Уже тетя Оксана с Хрюшей пожелали спокойной ночи, зубы почищены,  ноги вымыты,  на небе полным-полном звезд, а сон все не шел.

Несколько дней назад Никитка сделал себе спальные очки, вырезав их и старого трико. Очки были на резинке и без прорезей. Одеваешь- и погружаешься в полную темноту, полоски света исчезают.  Но очки не спасали от шума.

— Нужно пришить к очкам затычки для ушей, — решил Никитка.

Родители даже и не слышали, как он взял из своей тумбочки, где есть все, что угодно, два кучсочка ваты и иголку с ниткой. Пять -десять минут усердного шитья сделали свое дело: Никитка устал. Пока он лазил в тумбочке, вдевал нитку, завязывал узелки. . В общем, сделав задуманное, он уснул крепким и спокойным сном.

— А это что такое? — Спросила утром я, прибирая постель и обнаружив кусочек синей тряпочки с  пришитыми черной  ниткой ватными комочками.

-Это маска для сна.

-А зачем к ней вата приделана!

— Это затычки для ушей!

Некотрое время я внимательно рассматривала «набор для засыпания».

— Да… Это нужно запатентовать… Никита, а можно я у тебя буду брать, когда   мне  не спится?

Подарок от Миски

Кошка Миска прожила у нас долгих десять лет, попеременно заботясь то о своих новых котятах, то о Никитке. Видимо, она самого начала, когда ее холодным зимним вечером взяли в дом, что ее главная обязанность – это ребенок, которому в то время не было и года. Такое ощущение, что между этими двумя существами установилась какая-то непонятная для других связь.

—  Останешься один нанемного? – Спрашивала я Никитку, отправляясь куда-нибудь в магазин.

— Я не один! Я с Миской! – Заявлял Никитка.

Миска вечно сидела рядом с ним:  или дремала, или следила за его движениями  зеленющими глазами. В отличие от многих других детей,  Никитка Миску не трепал и не таскал за уши и хвост Он искренне огорчался, когда вечером кошки не оказывалось дома. Она обычно  спала у него в ногах. Сначала мы пытались ее сгонять с постели, но потом махнули рукой:  пусть уж спят так, если им нравится.

— Запустите  Миску! – Кричал  Никитка сверху, из своей комнаты.

Я шла к двери, за которой действительно оказывалась Миска. Не удостоив меня своим вниманием, она  лихо взбегала по лестнице, и через минуту  звонко «рокотала» на краешке постели.

Прожив восемь или девять лет, Миска как-то «потускнела» и похудела. Люди под старость седеют, а она  порыжела и выцвела. Она и раньше не отличалась  размерами и красотой, а теперь стала уж совсем неприглядной.

— Ну и курица, – говорил на нее муж.

— Надо будет котеночка от нее оставить.  Кошечку такую же, как она, – говорила я. Мне было как-то трудно смириться с тем, что  скоро она исчезнет из нашей жизни навсегда.

В марте  Миска родила троих совершенно черных котят.

— Не знаю, кошечки это или нет, но они все трое одинаковые. Сама выбирай, —  взвалил на меня муж весь груз ответственности.

Котята очень громко пищали в руках,  а Миска так вообще сходила с ума. Она  мяукала, вставала на задние лапы, пыталось передней лапой дотянуться до котенка и смотрела на  нас глазами, полными отчаянья и, как мне показалось, влажными от слез.

— Ну, давай вот эту кошечку оставим.  На ней  чуть-чуть полосочки виднеются, – сделала я свой выбор.

Миска отнесла свое чадо в диван, который стоял в зале, и  в ближайшие месяцы выходила оттуда редко.  Правда, иногда нам очень хотелось посмотреть на котеночка, и мы  забирали его оттуда. Котенок поднимал  такой страшный писк, что  приходилось немедленно возвращать его на место. Он был ужасно крикливым и толстым, поскольку ел за троих. В какое-то время он, со своими крохотными круглыми ушками, больше напоминал моржонка.

Один раз утром в детской комнате раздался громкий хохот.  Поднимаюсь в детскую и вижу такую картину: Миска  каким-то чудом пронесла своего «моржонка» по лестнице Никитке на постель. Решила, что пора ей уже совмещать  одного и другого ребенка. А может, она  хотела приучить малыша  к своему подопечному, чтобы он спал здесь вместе с ним.

Как только котенок подрос и стал выбираться из дивана, он начал хулиганить: виснуть на шторах,  кусаться и донимать свою пожилую маму. Бедная Миска  иногда вяло от него отбивалась, но чаще убегала и пряталось. Во время драки — игры он свирепел не на шутку.

— Нет, ты не пуся, ты – монстр какой-то, – с такими словами я отдирала хулигана от штор или Миски, чтобы  выдворить из дома.

Он оказался  совсем не кошечкой и  абсолютно не похожим на Миску: с крупными лапами и длинной шерстью. Из-за повышенной лохматости мы и назвали его Ворсик.

Один раз мы рассматривали фотографии в интернете и  увидели на одной точно такого кота. Внизу было подписано, что это  сибирский кот. Наш  сибирский получился от скрещивания обычной русской полосатой кошки и  чистопородного сиамского кота, который жил по соседству. Размеры и   длинную мягкую  шерсть он унаследовал от папы, заодно с дымчатым оттенком, а серый цвет и плоски – от мамы.

Миска научила его правилам поведения домашнего кота и ловить мышей, не раз притаскивая в зубах добычу.  А потом они исчезла. Мы ждали ее день, другой, но она больше так и не пришла. Никитке она несколько раз снилась потом.

Ворсик превратился в огромного пушистого кота, который в отличие от мамы, относился к Никите как-то панибратски: запросто мог  укусить или поцарапать.

-Вот это да! Где вы взяли такого кота? – Спрашивали у нас знакомые.

— Это у нас подарочек от Миски.

Ворсик позволяет себе разлечься на компьютерном столе или на коленях у какого-нибудь гостя. Правда, на одном стуле или коленках он не  умещается, частично свисает вниз.

Еще он терроризует всех котов, которые случайно проникают на наш или  соседский двор, где никто не живет. Он становится над бедным животным, распушая и без того лохматую спину, выгибается дугой и  так угрожающе орет, что  даже мне не по себе становится. Конечно, он куда красивее и роскошнее мамы, но мне порой не хватает нашей скромной и заботливой «курицы». Наверное, кот не так уж плохо, но  кошка, которая сама пришла – это совсем другое.